Четвёркапронеслась мимо, только белый щебень летел из-под копыт. Они спешили догнатьбеглецов.

Наше спешиваниепока осталось незамеченным.

Только ониминовали нашу засаду, и чихать расхотелось, и чесаться тоже — прямо как поволшебству.

— Вот иславно, — буркнул Ряха, когда разъезд скрылся в ночи. — Авось, несразу наших лошадок нагонят. А мы пойдём себе — надо от дороги оторваться.

— Ряха, нотемно же! — взвыла я.

— Ничего,пару раз носом приложишься, на ощупь научишься дорогу находить, — пообещалон. — Проверено.

И мы пошли насеверо-северо-запад, а дорога — на северо-восток.

Пошли — это,конечно, громко сказано. Скорее полезли, цепляясь за камни руками.

Ряха вручил мнечайник. И очень скоро я этот нужный в хозяйстве предмет простовозненавидела, — как я ни старалась, он бряцал, задевал о камни, упорно непристраивался ни за спиной, ни на поясе.

Как Ряха нёс меч,лук, стрелы, мешок с едой — и все это на одной спине, пусть и украшенной такимивеликолепными широчайшими мышцами — для меня оставалось загадкой.

Очень быстросообразив, что вся наша скрытность и невидимость коту под хвост — какая уж тутмаскировка, когда мы движемся под чайные напевы — Ряха плюнул, отобрал у менячайник и прицепил его где-то сверху к мешку. Как ни странно, чайник умолк.

— Мы всю ночьидти будем? — пропыхтела я ему в спину.

— Желательнода. Надо выбираться с этих полей. У нас воды нет.

Ну разумеется, тутже зверски захотелось пить.

И идти в темнотебыло страшно, всё казалось, что кто-то смотрит тебе в спину из черноты. Улучитмомент — и к-а-а-а-ак прыгнет!

— Ряха, а туткто-нибудь водится? — спросила я на всякий случай бодрым голосом.

— Комары, —отозвался Ряха ворчливо. — Сама подумай, кто в такой пустыне каменнойзаведётся, а? Тут всё живое, как мы, прямым курсом к краю полей дует, еслислучайно попадёт. А что есть такие твари — камнееды, мне слабо верится.

«А мне неслабо…» —печально подумала я.

Если есть драконы,почему не быть камнеедам?

Но больше я ничегоговорить не стала. Если человек не верит в камнеедов, ему мои страхи не понять.

Понемногу началосветать.

Дороги уже не быловидно. Я шла, как заведённая, по камням и думала, доскакали ли эти четверо докрая полей? Обнаружили ли наших коней? Будут прочёсывать дорогу, гадая, куда мыскрылись?

То ли от каменнойпыли, то ли оттого, что уже почти сутки мы не пили и не ели, — в горлеедко першило.

Фляга у Ряхи была.На поясе. Но он считал, что пока тратить воду рано.

Наконец камниперестали быть однотонно-серыми и снова заиграли всеми красками, доступнымичёрному, серому и песчаному цветам.

Рассвело.

* * *

Когда показалосьсолнце, Ряха решил всё-таки сделать привал. До этого мы лишь останавливались,чтобы чуть-чуть отдышаться и снова брели и брели.

И первым деломпосле того, как Ряха скинул мешок, чайник и всё остальное, он не моимсамочувствием озаботился, а здоровьем моих сапог.

— Покажиподошву, — велел он.

Я показала.Издалека.

Ряха резко поймалменя за пятку и положил мою ногу на свое колено, тщательно осмотрел и подошву,и весь сапог целиком. Потом другой.

— Похоже,держат, — сказал он. — Не сбила ноги?

— Да вроденет, — пожала плечами я. — Вот от езды — да.

— А я стёр аждо задницы, — признался Ряха. — С чужой ноги сапоги-то…

— Да как жеты шёл? — ахнула я.

Хуже нет, когда впути обувь не по ноге. Тогда ходьба превращается в пытку, которой названияподобрать нельзя.

— Скрипязубами, — объяснил Ряха. — Может, и зря в бой не ввязались. С убитыхсапоги можно было снять, глядишь, нашёл бы по ноге. Да штаны попросторнее тожебы не помешали.

— Как бы онис тебя штаны не сняли, — сказала я скептически.

— И это моглобыть, — согласился спокойно Ряха.

Он, морщась, стянулсвои сапоги, размотал портянки. На пальцах красовались свежие пузыри мозолей.Некоторые мозоли были уже сорваны до крови.

— Да как жеты дальше пойдёшь с такими ногами? — сморщилась я, представляя, как болятсейчас у него ступни.

— Когда житьхочется, и с такими пойдёшь… — Ряха с облегчением вытянул босыеноги. — Как в колодках шёл, Медбрат их подери! Хоть босиком шуруй… Сволочьэтот начальник Службы Надзора, ох сволочь! Не мог подождать, пока я после бояоденусь? Не по-людски это, человека в одних трусах под стражу брать! Ладно,давай хоть поедим. Чего зря размусоливать.

— Я питьхочу, — вздохнула я. — А есть, почему-то, не хочется…

— Пятьглотков, — велел Ряха, подавая флягу. — Ничего, до гор недалеко, тамручьи.

Горы, конечно,были — рукой подать, но Ряхины сбитые ноги резко уменьшали наши шансы добратьсядо них.

Посмотрев ещё разна его мозоли, я сделала четыре глотка.

Ряха грыззачерствевший пирог.

Солнце начиналоприпекать не на шутку.

— Камни скорораскалятся, как угли, — заметил он нерадостно. — Такие дела. Идтинадо.

— Ну такпошли, — отозвалась я печально.

Четыре глоткатолько раззадорили меня. Они, похоже, впитались где-то в районе гортани, так ине попав в желудок. Ныла поясница и болели стёртые о седло места. Вставатьсовсем не хотелось.

Съев пирог и запивего парой глотков воды, Ряха стал наматывать портянки.

— Вотчто… — сказал он, помявшись. — Двадцать Вторая, извини, но я сейчасмогу идти, только ругаясь. А то не дойду. Ты не слушай, ладно?

— Ладно, —улыбнулась я сухими губами.

И мы снова побрелик горам.

Ряха стёр ногисильно, потому что таких загогулистых оборотов речи я в жизни не слышала.

Мы шли и шли, исолнце било по голове. Камни плыли перед глазами, двоились. Горячий воздух надними густел, превращался в призрачную дымку, которая колыхалась, приплясывала,словно дразнила. Дымка уплотнялась, становилась маревом.

«И этоутром… — думала я сквозь туман в голове. — А что же будет днем?»

— Не вздумайраздеваться! — предупредил Ряха. — Легче не станет, а обгоришь сразу.

Это былиединственные приличные слова, произнесенные им до полудня.

* * *

Когда тени откамней стали совсем короткими, мы сделали второй привал.