— Асобаки? — взвыла я.

— Ах да, чутьне забыл.

Профессор,поставил фонарь, вынул из кармана склянку и обрызгал меня от макушки до пяткакой-то вонючестью.

— Собакипропустят, — сказал он. — Всё, пошла!

И он снова зачиталпару слов из волшебной тетрадки.

Не успела я иахнуть, как обнаружила, что лечу с башни, словно меня из катапульты запустили.Чем уж мне там Профессор ускорение придал, непонятно, но только попа ныла, какот хорошего пинка. Кривая траектория моего полета заканчивалась на серединеГадючки.

В неё, в Гадючку,я и плюхнулась. Учитывая высоту башни и скорость полета — на удивление удачно.Если бы я просто кинулась с башни вниз, разбилась о камни двора, не долетевдаже до берега. И тут, видно, без магии не обошлось, ну и Профессор…

Вода былахолодная, я вынырнула, отплевываясь, и быстрое течение понесло меня прочь отпылающего представительства.

И в самыйнеподходящий момент я вдруг мрачно подумала: «А может быть, я была недостаточнохозяйственной? Невкусно готовила, плохо убиралась? А вдруг у деликатногоПрофессора это такой обычай: топить нерадивых практиканток в речке, а потомзаявки в Ракушку на новых отправлять. Это же очень экономно получается. Почемуя никого не знаю, кто бы вернулся из Отстойника после практики?»

* * *

Чтобы попасть врайон складов, минуя центр городка, мне пришлось сделать порядочный крюк.

Мокрая,несчастная, с прилипшими ко лбу волосами и обвисшим хвостом, я жалась узаборов, пробираясь по улочкам в нужное мне место. И думала, что делаю это зря:вся та вонь, которой меня облил Профессор, благополучно смылась в воде и засвою меня теперь примут лишь потерпевшие кораблекрушение крысы.

Напуганный сегодняшнимисобытиями Отстойник на пожар представительства реагировал очень сдержанно,народ сидел за семью запорами и нос на улицу не казал.

Я уже почтидобралась до складов, как услышала позади себя цокот копыт. Холодея,обернулась. Меня нагонял всадник. Один из тех, что проехали мимо рынка этимутром. После слов Профессора я вспомнила их всех. Конь всадника показался мненереально громадным.

Я побежала. Ударыкопыт о мостовую отдавались у меня в голове так гулко, что хотелось прижатьладони к ушам, только бы не слышать этого грохота. Придавленная новостью о том,что меня всё-таки нашли, оглушенная при падении в воду, мокрая, я слабосоображала, что делать, как уйти от конного. Просто неслась по пустой улице, нина что не надеясь.

Всадник понял, чтоникуда я не денусь, и просто решил смять меня конём, не прибегая к болеесложным действиям.

Я понимала, чтотак мне не спастись, — но продолжала бежать. И отчаянным усилием всё-такидобежала до территории складов Отстойника.

Словно вынырнув изтемноты, по улице навстречу мне неслась лавина молчаливых чёрных псов. Такмного я их никогда не видела. Всё, что я могла сделать: зажмурилась на бегу. Нуи, конечно, сразу же обо что-то запнулась и растянулась плашмя на мостовой,ободрав колени.

Собаки обтекалименя с двух сторон, словно речной поток — остров. И смыкались за мной снова.

Они так и неиздали ни звука, ни когда остановили коня, ни когда сняли с него всадника.

Я с трудомподнялась, сил хватило лишь на то, чтобы сесть. Посмотрела через плечо на то,что осталось от моего преследователя, и меня замутило. Всадник был уже мёртв,конь еще нет, но его рвали на части живым.

Беспросветныйужас, поселившийся в душе этим вечером, заполонил меня всю. Я сидела намостовой, стиснутая с двух сторон двумя серыми лентами каменных оград,прикрытая сверху равнодушным небом и тихонько подвывала, оплакивая всё насвете, начиная с себя.

Рядом сел один изэтих громадных черных псов, обнюхал меня, тыкая холодным носом, и вдруг началвылизывать мне лицо, стирая шершавым языком катящиеся слёзы. Язык у него былтёплый.

Остальные псыпировали за моей спиной.

Потом я всё-такизаставила себя встать. Черный пёс вильнул слегка хвостом и отправился по своимделам.

Хромая, я пошладальше.

Вот та улица, вотзабор, на котором я сидела. Вот ворота, из которых мы по доскам выкатывали нашэкипаж.

Ага. Первыенаглухо закрытые ворота по противоположной стороне.

Вторые. А вон,похоже, третьи.

— Стой,стреляю! — раздалось сверху из укрепления над воротами.

Знакомый голос…

Ох, пораопределяться с его монархической просьбой. Придется согласиться.

— Ряха! —закричала я, поднимая голову. — Спасай сестру своей королевы!

Ряха всё понял какнадо. Особо и объяснять не пришлось.

Спросил лишь:

— В седле какдержишься?

— Нуждаприспичит, — удержусь, — угрюмо сказала я, пытаясь выжать мокруюодежду.

— Ну ичудно, — никак не отреагировал на мою угрюмость Ряха. — Значит, едем.

— А у менявсе мокрое…

— На телевысохнет.

— А язаболею.

— Слёзкиглотнешь. Когда хвост горит, болезни не пристают.

И мы поехали.

Двух коней Ряхапозаимствовал на конюшне гостеприимной усадьбы. Чёрные псы проводили нас.

Первым делом мыосторожно подъехали к кабачку Ряхиной грудастой зазнобы.

— Подождиздесь, — вручил мне повод своего коня Ряха и вразвалочку пошёл к открытойнастежь двери кабачка.

Я осталась вседле, в тени забора.

Ряхин конь тиховсхрапывал и мотал головой, мой, хвала Сестре-Хозяйке, стоял смирно, лишьподрагивал ушами.

Ряха недолгопробыл в кабачке. Привычный гул, царящий в таких заведениях, сначала перекрылрадостный визг, потом, после недолгой паузы, вдруг раздался не менее громкийвозмущенный вопль и Ряха так же вразвалочку вышел, задумчиво держась зачелюсть.

— Здесь едыне дали, — сказал он невозмутимо, вскакивая в седло. — Ладно.Попросим в другом месте. Время, жаль, уходит. Плохо это.

И мы поехали вдругое место.

Вторая Ряхинаподружка жила на противоположном конце Огрызка. Ряха поменял тактику и пошёл кней через зады: перемахнул забор, протопал по крышам курятников и коровников иисчез в доме. Там его встретили явно теплее, потому что задержался он надолго.Я ждала в проулке, где он оставил меня при конях, мёрзла и злилась: ведь сам жесказал, что времени терять нельзя, а что получается? Разъезжаем по Огрызку,маячим в разных подозрительных местах, нарываемся на неприятности. Давно бы ужеза городом были.