— Да так жебы и относился, — хмыкнул Ряха. — Что тебе, шею теперь свернуть?

— А вдруг иправда без меня не будет магии?

— Ага,магическая ось мира сыскалась, — Ряха помотал головой, — Плюнь ты наэто всё. Не забивай голову. Вернулась магия, — будем жить с магией.Исчезнет магия, — будем жить без магии. Всегда найдется сволочь, котораячто угодно для своих целей приспособит, самое хорошее опоганит. Людей непоменяешь. Я пока до этого дошёл, хвоста лишился. А ты, если начнешь это зановопроверять, — голову потеряешь.

— Но… —начала я.

— ДвадцатьВторая, — рявкнул Ряха. — Съешь еще один пирог, вдруг поумнеешь! А яподумаю, куда нам двигать. Море закрыто. Остались перевалы.

— Ряха, нотам же караулы стоят? — жалобно спросила я.

— Может бытьпробьёмся, — щелкнул по загудевшей тетиве Ряха. — Не бойся раньшевремени. Смысла нет.

Выкатилось солнце.

Роса загорела,заблестела мириадами искорок. Стало видно, что молодые сосны на старой гари,где мы остановились, заплетены паутиной. Роса села и на паутинные тенёта,теперь нити горели, как алмазные подзоры. Мы оказались окружены сетями.

— Эх, было быдело в Чреве Мира… — вздохнул Ряха.

— А мыгде? — удивилась я.

— А мы — неразбери поймешь, в каком-то Шестом Углу… — хмыкнул Ряха. — Там бы яни мгновения не ждал, мы бы уже в надежном месте сидели, да чаи гоняли. А здесьникак решить не могу, что же делать. Куда ни сунься — везде плохо. Котёлкаменный.

— Ряха, —начала я.

Но он вдруг резкоподнял руку, и я испуганно замерла.

Ряха мягкими,ласковыми движениями наложил стрелу, держа лук наготове, приподнялся и выглянулиз-за куста. Ну и я не утерпела, высунула нос с другой стороны.

Лавируя междукурганами мусора, по нашему следу шёл человек. Шёл, как по ниточке.

Я даже удивилась:а чего это он не таится? Потом поняла: по любым здравым меркам мы сейчас далекоотсюда должны быть. А мы сидим за кустами, пироги едим.

Я скосила глаза,наблюдая за тем, что делается по правую руку от меня: Ряха оттянул тугую тетивууже до уха. На лице его ничего не отражалось, оно было равнодушным ибезразличным. Отпустил. Наложил новую стрелу.

Я снова перевелавзгляд на мусорный пустырь. Человек уже не шёл. Он лежал на нашем следе.Застреленный насмерть.

Меня поразило, чтоутреннюю прозрачную тишину ничто не нарушило. Так же щебетали ранние птахи,солнце поднялось над землей на полхвоста, не больше, и золотило косыми лучамикапли росы на подрагивающих травинках. Тонко пахли влажные от туманабелоголовые ветренницы. Запах цветов смешивался с запахом наших лошадей икожаных сёдел. А еще одной жизни не стало.

— Ряха, —шепнула я, глядя на пустырь.

— Что? —так же шепотом отозвался Ряха.

— Как хорошо,что ты не вступил в этот отряд.

— Почему?

— В меня также стреляли из-за кустов. В Ракушке. Был бы ты там стрелком, — убил.

— Этоточно, — согласился Ряха. — Не шевелись, вдруг он не один.

Мы подождали, ноникто не появился.

— А теперьуходим, — снял стрелу с лука Ряха. — И быстро.

Я думала «быстро»— это мы поедем. Но нет, опять пошли пешком, ведя лошадей.

— Ещенаскачешься, — посулил Ряха. — Сидеть больно будет.

Стоило с такимтрудом сохнуть, чтобы снова вымокнуть почти по пояс, пробираясь в росистыхзарослях.

Солнцеподнималось, пекло спину и плечи. Хорошо хоть комаров и прочих кровососов быломало, не успели пока вывестись, иначе было бы весело. Лёд говорил, он тут летомвосемнадцать разных тварей поймал, и все не прочь человеческой кровушкиотведать.

Наконец Ряхарешил, что можно выйти на дорогу и ехать верхом. Мы пробрались через колючиезаросли дикой малины, заполонившие промежуток между лесом и обочиной, скатилисьв канаву и выбрались, наконец, на полотно дороги.

Ряха помог мнесесть в седло. Сел сам. Уже не вскакивал легко, тоже устал.

— Попробуемдобраться до гор, — сказал он.

* * *

А всё-таки Ряхабыл прав: пешком по зарослям — оно надежнее.

На дороге насзасекли. И часа в одиночестве не проехали — услышали топот копыт позади. Конныйразъезд. Четыре человека.

— ХвостМедбрата! — выругался Ряха. — Говорю же — дурацкое место. Три дорогина всю округу.

И началась игра вкошки-мышки. Разъезд позади особо нас не нагонял, видно знал, что уйти с дорогинекуда. Просто не давал ни остановиться, ни скорость сбавить, брал на измор, несобираясь подставляться под стрелы Ряхи.

Дорога, как назло,была прямая и ровная, просматривалась, словно на ладони.

Лес осталсяпозади, начались странные предгорные равнины, каменные поля, усеянныеразнообразными, но одинаково острыми обломками скал, через которые не было ходани пешему, ни конному. Только дорога пересекала их, давая возможность миноватьэто крошево.

Мы влетели накаменные поля, сначала даже не сообразив, в какую пакость попались, большеозабоченные тем, что позади.

Миновали одинпригорок, увидели неглубокую каменную ложбинку, обрадовались, что быстро еёпересечём, и пересекли — но со следующего бугра открылась точно такая же, заней еще… Как будто Сестра-Хозяйка обронила тут на землю волнистую стиральнуюдоску, которую щедро засыпало раздробленными костями гор. А сверху на эти обломкилегла светлая полоска дороги, словно лента, выскользнувшая из косыСестры-Хозяйки.

А разъезд ужезапер нам обратный путь из каменных полей, оставляя одну дорогу — вперёд.

Ряха долго ивитиевато ругался. Не очень громко, чтобы до меня не долетело, но зато сглубоким чувством. И я всё равно всё-всё услышала.

Потом, придерживаясвоего коня так, что наши стремена соприкасались, сказал:

— С тойстороны этой каменной тёрки нас ждет такая же конная братия. Эти загнали, тевстретят.

— Откудазнаешь? — спросила, оглядываясь, я.

Мы были наочередном взлобье, — четверо конных виднелись на таком же с другой сторонывпадины, которую мы только что миновали.

— Оттуда, —подробно объяснил Ряха.

— Нувсё-таки… — попросила я.

— ВОтстойнике разъезды по пять человек, — вздохнул он. — Четыре за нами,один вернулся в городок. Дальше по дороге, у начала подъема на перевал, стоитпостоянный пункт дозора. Там свои разъезды. Огрызок с перевалом дымовымисигналами сообщается. День сегодня, Медбрат его побери, ясный. Уже просигналили, —это ты не заметила. Они с той стороны нас ждут, знают, что никуда не денемся.