смотрел на свою армию. Когда он только начинал бунт, всего лишь четыреста яицких казаков встали под знамёна. А теперь… Около четырёх тысяч воинов шагали к стенам города. А если он возьмёт Оренбург…

На востоке алела заря. В небе над степью разрасталась багровая полоса. Когда выглянуло солнце, войско Пугачёва подошло к Оренбургу.

Отдавая приказы, ругаясь и матерясь, «полковники» рассредоточили отряды вокруг городских стен, чтобы никто не прорвался из осаждённого Оренбурга.

Казаки Пугачёва все пылали ненавистью к губернатору Рейнсдорпу и были полны решимости штурмовать городские стены. Больше всех кипел от нетерпимости Зарубин-Чика. Он говорил мало, а с одобрением слушал гневные выкрики других.

Молчал и Анжели – советник Никита Караваев. Но зато, когда «ампиратор» спросил его мнение, он заговорил в полный голос. Все его предложения и советы принимались безоговорочно. Прежде всего установили батареи именно так, как указал Анжели. Затем были разосланы разъезды к Яику для наблюдения.

Пугачёв облегчённо вздохнул. Он опасался только одного: как бы защищавшее город войско не напало на него сразу, без промедления, не позволив рассредоточиться и занять выгодные для осады позиции. Силы Рейнсдорпа и войска бунтовщиков были приблизительно равны. И будь губернатор порешительнее…

Теперь время горожанами было упущено. Когда кольцо вокруг Оренбурга надёжно замкнулось, тучи, омрачавшие лицо «ампиратора», рассеялись.

Вдруг ворота города распахнулись. Два всадника с белым флагом поскакали к войску повстанцев. Когда они приблизились к передовому краю, затрубил горн. Через пару минут к Пугачёву прибежал казак и сообщил, что губернаторский офицер и штатский с ним желают потолковать с «ампиратором».

– О чём? – спросил Пугачёв. – Мы и без того ведаем, об чём калякать они хотят. Пущай скачут в обрат, покуда задницы им не намылили!

– Опосля и за ноги не подвесили, – насмешливо добавил Андрей Овчинников.

– А я считаю, что стоит поговорить с ними, – высказал и своё мнение Анжели.

Но Пугачёв решил по-своему.

– Пущать сюда их не будем, – сказал он, – а сами навстречу поскачем!

Офицер и прискакавший с ним господин ожидали ответ, сидя в сёдлах. Когда Пугачёв, Овчинников и ещё несколько «полковников» осадили лошадей рядом, офицер сразу же приступил к делу. Он потребовал от имени губернатора и императрицы, чтобы самозванец Пугачёв распустил своё войско, а сам сдался.

Негодующие возгласы «свиты» не дали ему договорить. С трудом он снова добился слова и стал увещевать, что бунтовщики бессильны против войск и не стоит напрасно проливать кровь.

– А это мы ещё поглядим, кто кого одолеет! – побагровев, крикнул Овчинников. – Мы хорошо знаем, что за прихвостень тебя прислал! Мы со своим царём пожаловали, а вы… вы за бабу воюете, стерву подколодную, что власть плутовством и кознями захватила! И потому мы вернём трон государю нашему, а из-под Катьки, курвы немецкой, его зараз и вышибем!

Крики одобрения «свиты» и полный благодарности взгляд Пугачёва показали парламентёрам, что прозвучавшие мнение одобрено всеми. И, развернув коней, они ускакали в город.

Войско, заняв позиции, не продвигалось дальше. Но небольшие отряды удальцов смело курсировали у городского вала, держа гарнизон Оренбурга в постоянном напряжении.

Наступила ночь. В осаждённом городе было тихо, только время от времени слышались голоса перекликавшихся часовых. А вот над лагерем Пугачёва завис гул. Казаки грелись вокруг костров.

В центре лагеря у своего шатра сидел сам «ампиратор». Голова его склонилась на грудь. Со стороны казалось, что он дремлет. Но едва под чьим-то сапогом хрустнула хворостинка, «государь» тут же поднял голову. Подошёл Овчинников. С ним был Архип, которого Пугачёв пока ещё не помиловал, но приказал взять с собой.

– Вот, привёл парщивца, государь, – сказал Овчинников и ткнул небольно кулаком Архипа между лопаток.

– А теперь оставь нас, – сказал Пугачёв, делая знак рукой кузнецу приблизиться.

Как только Овчинников с недовольным видом отошёл, «государь» сказал:

– Вон пенёк у шатра. Возьми его и садись супротив.

Архип быстро исполнил и это «повеление» самозванца.

– Эдак вот лучше поймём друг дружку, – сказал тот, смотря на Архипа оценивающим взглядом. – Глядишь и поладим, ежели разногласий вдруг не сыщется.

– Мне с тобою ладить? – горько усмехнулся Архип. – Да кто такой я и кто есть ты?! Я простой самарский казак, а ты…

– Я тоже по землице хожу, хоть и царь-государь, – улыбнулся Пугачёв, которому понравилось высказывание казака. – Но я ещё близок к народу! Всех волюшкой зараз наделю, когда во дворец свой возвернусь и Катьку-блудницу прилюдно повешу!

Он помолчал, но вскоре продолжил:

– Вот обскажи мне, казак, как тебе удалось смертушки избежать? Ведь три цельных раза в петлю башкой совали? А тебе хоть бы что! Я вот зла не держу на тебя, а хотелось ещё разок полюбоваться на твою живучесть. Вот и мыслил я ещё разок тебя повесить?

– Воля твоя, государь, – пожал плечами Архип. – Вешай коли надо.

– Ишь ты, обидчивый какой! – рассмеялся Пугачёв. – А мне вот знать хочется. Случай эдакий небывалый тебя спас али колдун ты? У тебя и крест на шее какой-то не эдакий?

– Цыганский он, – ответил Архип.

– А я и у цыган эдакова не зрил. Дай-ка мне его?

Архип снял с себя крест и передал его Пугачёву.

– Мне цыганка его подарила, а взамен мой забрала, – пояснил он. – Ничего эдакого в кресте нет. Он…

– Хорошо, возьми тогда мой, а я навешу на себя этот вот цыганский? – сузил глаза Пугачёв и пытливо посмотрел в лицо Архипа.

– Как велишь, государь. Носи мой крест на здоровье. Ежели в нём сила какая охранная, то пущай и тебя сбережёт!

– Нет, каждый из нас свой крест по жизни несёт, – вздохнул Пугачёв, возвращая крест Архипу. – Ежели он тебя спас, знать, для тебя, а не для меня предназначен. И цыганка та не мне, а тебе его поднесла. Я вот что помыслил, казак. Ежели крест цыганский спасенье тебе несёт, знать, и быть тому! А я вот тебя к себе приблизить собрался. Может, и не в кресте дело вовсе? Может, ты сам Господом обласканный и удачу собою несёшь? Может удача твоя и меня грешного стороною не обойдёт?

– Как велишь, государь, – ответил Архип. – Где прикажешь, там и буду!

– А ежели без приказу? Пойдёшь в бой рядышком без повеленья моего?

– Я как-то и не мыслил о том.

– А ты помозгуй. Насильно мил не будешь – ведаю я. Но ты какой-то не эдакий. Будто не казак вовсе! Наблюдаю за тобой и диву даюсь. Будто не от мира ты сего!

– А он и есть не от мира сего, государь! – послышался голос из темноты. Минуту спустя к шатру подошёл Анжели и поклонился. – И женщины его любят