признаюсь, что я шпион.

– Значит, ты признаёшься, что ты – шпион?

– Нет. Я говорю, что, если ты будешь пытать меня, я признаю, что я – такой.

– Ты признаешься, что ты шпион, только если я буду тебя пытать? – спросила она. – Хорошо.

Шаркая, Шниттер отступила на пару шагов и сняла с себя слои марли, предоставив Вихтиху возможность увидеть все повреждения, что ткань до этого скрывала. Многие из ее ран толком не зажили, выглядели воспаленными и сморщенными. Груди были отрезаны полностью. От них остались лишь ошметки, подвернутые и грубо зашитые. Левая нога заканчивалась обрубком, замененным простым деревянным протезом на кожаных ремнях, которые натерли ее стройное бедро до крови. Квадраты плоти, которые последовательно отрезали тут и там в течение многих лет, превратили Шниттер в лоскутное одеяло из боли и гладкой безупречной плоти.

Последним Шниттер откинула кусок марли с лица. Беззубый рот растянулся в ухмылке. Не сводя взгляда с Вихтиха, она высунула язык. От него остался самый корешок – ровно такой, чтобы все еще можно было внятно говорить. Ее брови и волосы, казалось, просто вырвали с корнем, оставив воспаленные вмятины на коже. Глаза у нее были прекрасные, самого замечательного темно-карего цвета.

И тут он увидел зияющую яму там, где должен был находиться ее нос. Из отверстия с присвистом вытекала слизь.

«Вот почему у нее такой голос», – оцепенело подумал он. Разум его пытался сложить увиденное в цельную картину, хотя это было трудно. Там, где она не искалечила себя, она была безупречна.

«Если она с собой такое сотворила…»

Он решил не додумывать до конца эту мысль. Вихтих был не в силах отвести взгляд от ее лица в форме сердца. И тут он наконец понял, что он видит.

– Ты была прекрасна, – сказал он. – Зачем?

Кёрперидентитетка проигнорировала его вопрос, отвернулась к столу с инструментами и осмотрела их. Вихтих увидел, что и уши у нее отрезаны, остались лишь бугристые обрубки по бокам головы. Бедект лишился ушей, когда от его деревянной башки пытались отхватить кусок побольше, и все равно его шрамы выглядели лучше, чем те, что остались на месте ушей Шниттер.

После паузы Шниттер пожала плечами. Из зияющей дыры потекли сопли.

– Что такое красота? – спросила она. – Чего стоит красота?

Безмерная глупость вопросов ошеломила Вихтиха. Он посмотрел на ее изуродованное лицо, все еще хранившее намеки на то, каким оно было изначально, и моргнул.

– Красота – это все.

– Нет, красавчик мой, – ответила она, и голос исходил у нее не только изо рта, но и из носа. – Я покажу тебе правду.

Выбрав среди инструментов что-то, больше всего напоминающее садовые ножницы, Шниттер обошла Вихтиха и встала у его ног.

– Ты – шпион? – спросила она.

– Нет.

Она погладила мизинец на его ноге. Вихтих попытался поджать пальцы.

Схватившись за мизинец, Шниттер спросила:

– Для чего нужен этот палец?

«Это не может быть на самом деле. Морген, хватит заниматься долбаной ерундой! Приди и спаси свой Первый Меч!»

– Он играет важную роль в удержании тонкого равновесия, – выдохнул Вихтих сквозь стиснутые зубы.

– Равновесие, красавчик мой? – Она захватила палец ноги холодными лезвиями ножниц и сжала их настолько, чтобы тот не выскользнул. – Это имеет значение только в том случае, если у тебя есть ноги.

– Я – шпион, – сказал Вихтих.

– Я знаю. Ты шпионишь для бога Геборене?

– Конечно. Все, что скажешь.

Она окинула его взглядом с головы до ног. Его физическое совершенство словно бы не производило на нее никакого впечатления.

– Хорошо, – сказала она.

– Значит, пытать меня теперь не нужно, верно?

Шниттер шмыгнула носом и вытерла истекающие из дыры на его месте сопли рукой. Слизь и гной остались на кисти.

– Меня оскорбляет существование этого бесполезного пальца.

– А как насчет того, чтобы оставить бесполезный палец там, где он…

Шниттер отхватила ему мизинец ножницами. Вихтиха удивила сила ее рук – и это притом, что на них не хватало пальцев. А затем адская боль обрушилась на него и вымыла все мысли из головы. Вихтих завопил, забился в судорогах, насколько позволяли удерживающие его на столе ремни, выкрикивая оскорбления, угрозы и обещания в адрес этой сумасшедшей.

Она терпеливо дождалась, пока он успокоится, растянувшись на столе, тяжело дыша. Лицо его все оказалось забрызганным слюной.

– Я убью тебя, – пообещал он.

– Чем? – спросила она.

Не желая подсказывать ей следующую цель, мечник предпочел промолчать.

Шниттер приподняла в руке отрезанный мизинец, перекатывая его между оставшимися пальцами.

– Видишь, какая эта маленькая штучка уродливая? – спросила она.

– Я хочу вернуть ее!

– Это ненадолго, – ответила она. – Совсем скоро ты даже не будешь скучать по нему.

Она вернулась к столу со своими жуткими игрушками и бросила мизинец в стальную миску.

– Аршлох это понравится.

Ступня Вихтиха горела болью, всю ногу дергало от жара. Та стала горячей, опухшей.

– Кому?

– Моей собаке.

– Твоей собаке? – закричал он. – Я убью тебя и твою долбаную собаку… ты… Ты, чертова дура, поди еще и долбишься с этим псом?

Шниттер посмотрела на него с удивлением и обидой.

– Фу, как это некрасиво. Что тебе сделала Аршлох?

– Кроме того, что съест мой долбаный палец?

Нахмурившись, она прихватила со стола бинты и похромала к ногам Вихтиха.

– Извини, – сказал он. – Я уверен, что это очень милая собака.

Она пропустила эти слова мимо ушей и перевязала его ногу. Закончив, она с трудом завернулась в свою марлю и оставила его в камере одного, крепко привязанного к каменному столу.

Вихтих, испытав прилив сил, задергался, пытаясь ослабить ремни. Но ничего не добился; он так и остался крепко связанным и абсолютно беспомощным.

– Прости, – закричал он. – Мне очень жаль!

Молчание было ему ответом.

– Не оптимизируй меня. Я нравлюсь себе. Ну, то, что от меня осталось. Я могу сделать тебя счастливой, – пообещал он.

Молчание.

– Чего стоит красота? – выкрикнул он, и его голос эхом отразился от каменных стен. – Теперь я понял, – солгал он. – Я понимаю.

Он сглотнул, мысли хаотически метались в голове.

– Даже если ты… – Нет, это был неправильный ответ.

– Даже после того, что ты с собой сделала… – Нет, это тоже было не совсем верно.

– После всех тех оптимизаций, которые ты внесла в себя, – сказал он, и ему понравилось, как это звучит. – Ты по-прежнему прекрасна. Теперь я вижу это.

Дверь распахнулась, вернулась Шниттер. Миска в ее оптимизированном кулаке была пуста.

– Видишь?

– Конечно.

– Хорошо. У тебя так много бесполезных деталей.

Она снова сбросила слои марли, оставшись обнаженной, и, прихрамывая, подошла к столу. На этот раз она выбрала пилу, одобрительно кивнув сверкающей