твердые мышцы.

– Бьюсь об заклад, раньше ты кем-то был, – произнесла она, обращаясь вообще не к нему.

– Кем-то, – хмыкнул Бедект. – Я тот, кем всегда был.

– В мои годы ты был потрясающим, – удивленно сказала она, блуждая взглядом по его груди, словно впитывая каждый сантиметр открывшегося ей вида.

– Потрясающе глупым, – ответил Бедект, чувствуя себя неловко.

Она провела мягкими пальцами по его груди.

– У тебя есть хоть какой-нибудь закуток твоего тела, где шрамов нет? – Она глянула на него, приподняв бровь, и он вдруг ощутил, что она стоит совсем близко к нему. Он чувствовал ее тепло, чувствовал запах ее пота. – Может быть, мне осмотреть тебя полностью, чтобы узнать это самой?

Лицо Бедекта вспыхнуло.

«Что за черт».

Вот как она это делает?

– Ремни, – сказал он.

– Сначала тряпки, – сказала она.

Цюкунфт помогла отодрать от бока пропитанные кровью остатки рубашки и бросила их на стойку. Они шлепнулись туда, чавкнув. Затем она помогла ему стряхнуть с себя остатки изорванной кольчуги. Бедект изо всех сил старался не обращать внимания на зияющую дыру в боку и ржавчину, отслаивающуюся от множества погнутых колец.

Обнажив торс, Цюкунфт прижала пропитанные спиртным тряпки поверх грубого шва.

– Подержи.

Бедект прижал их к боку там, где она хотела. Цюкунфт принялась обматывать его живот ремнями. Когда она затягивала их, он стонал от боли. Закончив, она отступила назад, чтобы осмотреть дело рук своих. Полосы кожи, перекрываясь, крепко стягивали его живот. Она дотронулась рукой до раненого бока.

– Чувствуешь? – спросила она.

– Нет.

Она надавила чуть сильнее.

– А так?

– Немного.

Цюкунфт надавила сильнее, и он застонал от боли.

– Сойдет, – сказала она. – Давай посмотрим, можешь ли ты стоять.

– Все это чертово время я стоял.

– Не опираясь на стойку.

Допив то, что оставалось в кружке, Бедект оттолкнулся от барной стойки. Он стоял, слегка покачиваясь.

– Как новенький, – сказал он, стиснув зубы, чтобы не застонать.

– Дерьмовый ты был новенький.

– Думаю, тебе придется помочь мне дойти до двери, – сказал он. – И я не уверен, что смогу забраться на лошадь.

– Ты хочешь забраться на кого-то другого?

– Женщина, это не…

– О-о-о! Значит, теперь я женщина?

– Девочка, – сказал он. – Я скажу тебе, в чем долбаная проблема: та точка твоего собственного времени, в которой ты находишься.

«Ты на несколько десятков лет позади меня».

Она грустно улыбнулась, и он понял, что она вот-вот расплачется.

– Извини, – сказала она тихо. – Обопрись на меня. Я тебе помогу.

Бедект, пошатываясь, двинулся к выходу из таверны. Большая часть его немалого веса пришлась на Цюкунфт. Оглянувшись через плечо, он посмотрел на пятно своей крови на полу. Слишком большое. Чрезмерно. Он не мог поверить, что внутри него еще недавно было столько крови.

«Больше ее там нет».

Глава двадцатая

Дайте мне сотню вендигастов Фершлингер, но чтобы они подчинялись приказам, – и я завоюю мир.

Генерал Миссерфольг, Зельбстхас

Вихтиха разбудил холодный звон металла о металл. Он застонал. В горле у него пересохло. Носовые пазухи забились свернувшейся кровью, и он заснул с открытым ртом. Он чувствовал себя так, словно полоскал горло пылью.

«Все будет хорошо. Я – Величайший Фехтовальщик в Мире. Морген присмотрит за мной. Проклятый божок нуждается во мне».

– Спокойно, – прошептал он, – будь спокоен, как…

– Заткнись.

– А?

Голос был женским. Если в комнате находится женщина, он уже фактически свободен. Вихтих закатил глаза, пытаясь разглядеть говорившую. Деревянный стол, раньше пустовавший, оказался завален яркими и блестящими ужасными орудиями. Ножи, крюки и хирургические инструменты для раздвигания плоти и костей были с любовью разложены идеально ровными рядами.

И самым краем глаза он смог различить стройную фигуру, закутанную в шелестящие, похожие на паутину слои марли.

– Крепко спишь, – гнусаво и глухо произнесла она.

– Устал, – ответил он. – Небольшая стычка с альбтраумом, который притворялся моим сыном.

Он сам точно не знал, зачем сказал ей это, но успех манипуляций часто зависел от фундамента тонких намеков, вовремя заложенных; оставалось только посмотреть, какой из эмоциональных триггеров сработает.

Женщину это, судя по всему, никак не тронуло.

– Я – Шниттер, – сказала она.

– Вихтих Люгнер, – ответил он. – Величайший…

– Да, да, – прихрамывая, она подошла и улыбнулась ему.

Сквозь слои марли стало можно различить очертания чудовищно изуродованного лица.

– Какой ты сейчас красивый, – сказала она. – Просто позор, что они выбили тебе зубы.

– С ними я выглядел лучше, – осторожно, чтобы не начать неловко шепелявить, произнес он.

– Я имела в виду, позор, что их выбила не я, – она протянула руку и погладила Вихтиха по щеке. – Но все остальное – мое.

Он не мог оторвать взгляда от этой руки. Мизинец и средний были отрублены по первый сустав. Заметив, куда он смотрит, она подняла другую руку. Здесь не хватало указательного и безымянного, аккуратно, явно хирургически удаленных. Ни на одном из оставшихся пальцев не было ногтей. В лунках сочилось красным мясо, словно ногти вырвали только что.

Она смотрела, как сменяются выражения на лице Вихтиха, и улыбалась.

Вихтих с отвращением смотрел на обрубки пальцев.

– Они отвалились?

– Конечно, нет, красавчик мой. – Она склонилась к нему. – Я отрезала их.

Она снова пожала плечами, на этот раз совсем легонько, почти незаметным движением.

– Я оптимизирую себя, отсекаю ненужное.

Он моргнул, пытаясь понять.

– Оптимизируешь?

– И я сделаю с тобой то же самое. Я сведу тебя к самому необходимому, ничего лишнего не останется.

Притворяясь спокойным, Вихтих устало вздохнул.

– Значит, ты будешь меня пытать?

Он был впечатлен, с какой скукой в голосе ему удалось произнести эти слова.

– Нет, красавчик мой. Конечно, нет, – она, казалось, была искренне расстроена этим предположением. – Какие ужасные вещи ты говоришь. Я улучшу тебя. Я…

– Оптимизируешь меня.

– Перебивать невежливо, – пожурила она.

– Меня ты перебила.

– Не веди себя как ребенок, красавчик мой. Ты станешь совершенством, истинная суть человека останется с тобой – и не более того. Представь себе это освобождение.

– Да, – ответил он. – Представляю. Думаю, кончится это в любом случае моей смертью.

И снова его слова будто бы глубоко потрясли ее, словно бы он обозвал в самых грубых выражениях, какие только можно вообразить.

– Я никогда никого не лишила жизни и не лишу. Я, знаешь ли, вегетарианка. Я всей душой забочусь о каждом живом существе.

– Ну, это живое существо хочет сохранить все свои части, необходимые или нет, – сказал Вихтих.

– Как только их не станет, ты поймешь, насколько без них лучше. Это станет моим подарком тебе.

– Оставь свой проклятый подарок себе. Я не шпион, но если ты будешь пытать меня, я, конечно,