Генерал-лейтенант Владимир Петрович Шереметев, младший брат знаменитого полководца, отвечавший за безопасность в Казанской губернии, был встревожен. Он, вероятно, хорошо осознавал взрывоопасный характер этого беспрецедентного действия. Он решительно возражал против идеи Наумова провести линию через Заволжье, предупреждал о непредсказуемых, по его мнению, последствиях и призывал к разработке альтернативного плана. Невозможно, утверждал Шереметев, провести линию через степи, не затронув земли башкир. Башкиры выступили бы резко против не только строительства укрепленной линии, но даже против ее запланированного исследования, измерения и описания территории, которую они до сих пор считали своей. А именно от башкир, как считал Шереметев, зависела стабильность всего региона[729].

Спор между двумя ответственными лицами прояснил одно: российская сторона прекрасно отдавала себе отчет в провокации, которая заключалась в возведении вала от Сергиевской крепости до Мензелинска прямо через территорию расселения этнической группы, которая номинально уже давно покорилась империи. Вопрос состоял не только в том, чтобы свести к минимуму опасности экспансии для российских поселений. Напротив, массовое сопротивление башкир запланированному строительству линии, ожидаемые волнения и набеги на российские деревни были предвидены и сознательно просчитаны.

Наумову как руководителю «экспедиции» по сооружению линии удалось добиться своего. С имперской точки зрения было много аргументов в пользу строительства. К тому же перенос Закамской линии в очевидно не «пустующую» местность не был прецедентом, но следовал примеру Царицынской линии. Кроме того, Наумов лично был крайне заинтересован в строительстве, поскольку намеревался приобрести для себя по выгодной цене «ковыльные земли»[730].

Однако предсказания критиков сбылись. Уже при установлении точных границ линии и необходимых землеустроительных работ произошли столкновения, хотя далеко не только с башкирами. Внезапные набеги калмыков и каракалпаков создавали значительные проблемы для Закамской «экспедиции»[731]. Полки, предназначенные для охраны измерительных и строительных работ, получили приказ удерживать калмыков и каракалпаков подальше от предполагаемых границ линии и начинающихся за ней российских поселений[732].

На основании первого проектного чертежа в июле 1731 года Правительствующий Сенат поручил Наумову построить крепости Закамской линии таким образом, чтобы существующие башкирские жилые площади не были затронуты, но, наоборот, чтобы они «остались в закрытии линиею и крепостями»[733]. Новому губернатору Казани Михаилу Владимировичу Долгорукову было поручено с помощью переговоров успокоить башкирских старшин и заверить их, что строительство Закамской линии никоим образом не противоречит их интересам[734]. Кроме того, Сенат настоял на том, чтобы во время строительных работ их пропускали на их пастбища и сельскохозяйственные угодья, не давая повода для беспокойств[735].

При массированной поддержке войск российской стороне удалось завершить все измерения для проектирования 240-километровой Закамской линии в 1731 году, начать строительство в 1732 году и завершить его в 1736 году[736]. Однако не позднее этого момента другие события отодвинули значение линии на второй план. Действительно, строительство Царицынской и Закамской линий послужило началом изменений в российской организации подвластных территорий с важным политическим значением. Но только что построенная Закамская линия утратила свою актуальность еще до своего завершения из‐за того, что Младший жуз казахов — живущие к югу кочевые враги и соседи башкир — из‐за политических условий, сложившихся в степи, принял российское подданство.

Отсюда возникли совершенно новые вопросы, касающиеся упорядочивания периферии империи. Предпочтительной формой планирования и проведения реорганизации была военно-научная экспедиция, которая уже была сформирована для проектирования Закамской линии и которую Татищев описал как «чрезвычайное предприятие на море или сухим путем», поручаемое «одному искусному офицеру», обычно сопровождаемому войсками[737]. На практике подобные экспедиции почти всегда выполняли как научные, так и политические задания, которые могли варьироваться от описания флоры, фауны и людей до притязаний на новые земли, нанесения на карту новых портов и торговых площадок и организации колонизации[738]. На фоне того, что планировали и осуществляли руководители вновь сформированной «Оренбургской экспедиции» (а затем и первые оренбургские губернаторы) в отношении линейных сооружений в тесном взаимодействии с центром, все предыдущие мероприятия по возведению укреплений теряли свое значение.

От Каспийского моря до Алтайских гор

Решающее значение для новых планов имело мнение Ивана Кирилова, уже упоминавшегося бывшего сподвижника Петра I. Целью его «экспедиции», в которую он в 1734 году отправился по поручению Анны Иоанновны в район среднего течения реки Яик, была реализация плана Петра — через основание города Оренбурга с помощью казахов открыть «ворота в Азию»[739]. Но уже с самого начала его видение оказалось под угрозой срыва: Кирилов недооценил степень недовольства башкир, которое нарастало в 1730‐х годах — не в последнюю очередь из‐за Закамской линии и высоких налогов — и под угрозой окружения новыми российскими крепостями вылилось на юге в крупномасштабное восстание[740]. Несмотря на то что казахи уже номинально вступили в российское подданство, правительство чуть было не отложило ad acta весь оренбургский проект строительства новой России[741]. Башкирские мятежи казались слишком опасными, Российская империя на своем юго-восточном фланге — слишком бессильной[742].

Рис. 13. Окружение Закамской и Оренбургской укрепленными линиями башкирских поселений. 1736–1743

На фоне этой критической ситуации Кирилов сделал из нужды добродетель и продолжил разработку новой стратегии, начатой со строительством Царицынской и Закамской линий. Несмотря на то что его первоначальная концепция обеспечения безопасности недавно основанного Оренбурга, а также других запланированных фортов с помощью маршрута снабжения, который должен был пройти прямо через Башкирию, провалилась, теперь у него появилась идея довести свой проект до конца с помощью строительства новых укрепленных линий вдоль реки Самары, то есть к югу от Башкирии. Продолжение Закамской линии до того места, где Самара достигает реки, которая в то время называлась Яиком, а позднее Уралом, означало окружение башкир и с юго-запада и защиту от их набегов как на севере, так и на юге. Если, как писал Иван Кирилов в 1736 году Василию Татищеву, множеством редутов и крепостей удастся обезопасить три пути снабжения, ведущие в Оренбург, «тогда нежели новые места, но и старые всегдашние бунтовщики башкирцы, как внутри стены, смирнее жить будут»[743]. Татищев рассматривал запланированное Кириловым расширение крепостных линий как подходящее средство для принуждения к повиновению и поддерживал радикальную перемену в российской политике в отношении башкир[744].

С этого момента определяемая укрепленными линиями система фронтира действительно пришла в движение. Кирилов и его преемник Татищев на посту начальников «Оренбургской экспедиции» занимались строительством двадцати пяти крепостей и расположенных между ними валов[745].