— Думаю, ей Олеся сфабриковала.

— Это кто?

— Соседка наша, из пятнадцатой квартиры, она в загсеработает, секретаршей. Она Ире бланк и достала.

— Но его же надо заполнить, поставить подпись, печать…

Вера хмуро улыбнулась:

— У Иры талант один есть, она может менять свой почеркили скопировать чужой, да так виртуозно, что человек только диву дается. Вродене писал такого никогда, а текст перед глазами! А печать… Так она у Олеси встоле лежит. Точно Олеся все сделала, теперь она иногда сталкивается со мной водворе, глаза в пол упрет и бормочет: «Здрассти, тетя Вера, доброго здоровьичкавам!» Стыдно ей, что меня живую в мертвую превратила!

— Ира к вам не приходит?

— Нет.

— И не звонит?

— Нет, — тихо ответила Вера, — да и не надо.Пусть у нее все сложится хорошо. Дай бог ей мужа богатого, жизнь в достатке,счастливую. А я докукую как-нибудь. Да и нормально я живу. Мне бы только работуна дому найти, и тогда вообще все будет прекрасно.

Я сел в машину и стукнул ладонью по рулю. Нет, какая дряньэта девчонка! Ладно, предположим, ей до одури хотелось обеспеченной жизни,шмоток, драгоценностей, вот она и «похоронила» маму. Но ведь потом, получиввсе, чего добивалась, могла бы прислать Вере продуктов! Ну откуда берутсяподобные чудовища? Наука педагогика страшно заблуждается, полагая, что человекаможно воспитать. Нет уж, что росло, то и выросло! Генетика — страшная вещь!Пестуешь дитятко, водишь его на занятия английским, в бассейн, нанимаешьрепетиторов, прививаешь ему манеры, и в результате сыночек начинает глушитьводку бутылками. Промучившись пару лет, без конца задавая себе вопрос: ну вкого он такой уродился, вы вдруг сообразите, что у вашего отца был двоюродныйбрат алкоголик, асоциальная личность и самый отвратительный маргинал.Непостижимым образом вашему сыну передался его набор генов.

На переднем сиденье запрыгал мобильный. Я поднес трубку куху.

— Вава! — заверещала маменька. — Этобезобразие! Ты забыл про мой отъезд.

— Вовсе нет, — попытался оправдаться я, — ужекачу к тебе.

— Ты давно должен быть у меня.

— Но поезд только…

— Безобразие!

— Мы приедем на вокзал за два часа!

— Глупости! Никто не относится к своей матери такпо-хамски, как ты! Никакого внимания, — тарахтела Николетта без остановки.

Я молча рулил по улицам, мысленно благодаря человека,который изобрел «Хэндс-фри», по крайней мере обе мои руки сейчас вертятбаранку.

Под неумолкаемую телефонную ругань маменьки я добрался до еедома и позвонил в дверь.

— Отвратительно, — неслось из наушника. — Ястою, совершенно готовая, а он неизвестно где шляется…

Створка распахнулась, Нюша горестно покачала головой.

— Беги скорей к ней в комнату, она злится жутко, ажпосинела!

— Безалаберность вкупе с безответственностью… —неслось из трубки.

Я осторожно приоткрыл дверь и увидел дивную картину.Маменька лежит на огромной кровати, около нее стоит коробочка конфет. Николеттасо страстью отчитывает сына, изредка делая перерыв, чтобы сунуть в роточередную шоколадку.

— Ты больше не худеешь? — поинтересовался я, входяв комнату.

Маменька взвизгнула, вскочила на ноги, потом обрушилась напостель и простонала:

— Что за идиотские шутки? Подкрасться и заорать!

— Извини, если тебя напугал.

— Ты меня чуть не убил! Сколько времени можно ехать?

— Но до отхода поезда еще далеко.

— Ничего слышать не хочу! — заоралаНиколетта. — Бери багаж, и пошли.

Я оглядел пять чемоданов, две сумки, портплед и изумился:

— Ты решила взять с собой весь гардероб?

— Не пори чушь! Здесь только самое необходимое, сущаяерунда.

— В пяти чемоданах?

— Хватит, — топнула ножкой Николетта, — тамдва вечерних платья, к ним соответствующая обувь и сумочки, несколько брюк,свитера, белье…

— Но то, что ты перечислила, легко влезет в однусумку, — недоумевал я, пытаясь оторвать от пола тяжелые баулы.

— Там еще разные мелочи!

— Какие?

— Вава! Ты зануда! Такие маленькие пустячки, безкоторых женщина просто не может существовать.

— Ну, например, — пропыхтел я, таща огромныйсветло-коричневый кожаный саквояж с раздутыми боками, — вот в этом чтолежит? Ты решила прихватить с собой тридцатидвухкилограммовую гирю, чтобызаняться силовой гимнастикой?

— Фу! — в гневе воскликнула маменька. — Здесьподушка!

— В гостинице их полно!

— Я могу спать только на своей! Еще там утюг!

Я выволок чемоданище в коридор.

— В отеле найдутся приспособления для глажки.

— Нет! Они будут плохими! Еще там пара любимых книжек,косметика, парфюмерия, кофеварка.

— Кофеварка?!

— Вава! Кофе для меня — это все! А нигде его не делаютхорошо. Потом альбом с фотографиями. Ах, там есть уникальные снимки,раритетные. Ну, ты же знаешь, какие люди бывали у нас дома! Элита! Писатели,актеры, ученые… Я в Карловых Варах с кем-нибудь познакомлюсь и будудемонстрировать альбомчик. Затем еще обувь: тапочки, четыре пары туфель, три —сапог, резиновые шлепки, ботиночки на меху, кроссовки, вьетнамки, босоножки…

— Сейчас февраль, — напомнил я, подтаскивая ккожаному монстру его близнецов.

— И что? — осеклась Николетта. — В босоножкахя буду по отелю ходить. Дай припомнить, что я еще туда запихнула? Ах да, пятьполотенец!

— Неужели полагаешь, что в номере их не окажется?

— Я привыкла к своим и не собираюсь пользоваться всякойдрянью! Постельное белье…

— Но…

— Никаких «но»! Я сплю только на шелке! От остального уменя аллергия! Вот и пришлось взять шесть комплектов.

— Сколько? — подскочил я.