— Шесть, — преспокойно повторила маменька, —плед, валик под спину, полотняные салфетки, небось в местном ресторане однибумажные, чашечка, ложечка, тарелка, небольшой тазик, к нему ковшик, трифотоаппарата… Ты еще долго будешь возиться с багажом?

Я подавил в себе желание поинтересоваться, зачем брать ссобой сразу три фотоаппарата, спустился к машине и принялся старательноутрамбовывать в «мерс» «корзину, картину, картонку…». Хорошо, что у маменькинет маленькой собачонки.

Не успели мы отъехать и пяти метров от подъезда, какНиколетта завопила дурниной:

— О господи!

— Что случилось? — испугался я, притормаживая.

— Совсем забыла!

— Билет?

— Нет!

— Паспорт!

— Разве я дура? Конечно, нет, документы со мной.

— Деньги?

— Ты считаешь, что я способна выйти из дома безкошелька?

Действительно, я виноват, исправлюсь. Николетта никогда незабудет о деньгах.

— Что тогда? — с тяжелым вздохом осведомился я.

— Черепашка!

— Что?!

— Бронзовая черепаха, — воскликнулаНиколетта, — стоит на тумбочке возле кровати, без нее я никуда.

Схватив мобильный, Николетта потыкала в кнопки и отдалауказание Нюше:

— Ступай в спальню…

Потянулись минуты, пять, десять, пятнадцать, из подъезданикто не показывался, Николетта снова вцепилась в телефон.

— Сколько можно тебя ждать?! Какие туфли! Так иди, незамерзнешь.

Через пару томительных мгновений Нюша прямо в тапочкахвылетела на снег.

— Вот, — пробасила она, открывая дверцу«Мерседеса», — еле нашла!

— Тебя только за смертью посылать, — начала былоНиколетта, но, не успев закончить фразу, завизжала: — Идиотка, ты чтоприволокла?

— Так вы сами просили, — попятилась Нюша, —черепаху, из спальни!

— Дура, — бесновалась маменька, — посмотривнимательно, это что?

— Так уши.

— Вот, вот! Ты когда-нибудь видела черепаху с ушами?

— А я их вообще не видывала живьем, — заявилаНюша, — чай, они не кошки, по Москве не бегают.

— У черепах нет торчащих ушей, — еле сдерживаясмех, сказал я, — впрочем, длинных, поднятых вверх хвостов тоже. Этостатуэтка собаки.

— Только такая кретинка, как ты, могла перепутатьземноводное с млекопитающим, — застучала кулачками по торпедемаменька. — Вава, ступай наверх.

— Какая ей, черт, разница, — возмутилась Нюша,оказавшись в лифте, — черепаха, собака, тьфу, покоя нет.

Я дипломатично промолчал. Не следует осуждать хозяйку вприсутствии прислуги, хотя, положа руку на сердце, я полностью согласен сдомработницей.

В спальне царил кавардак. Нюша, торопясь найти безделушку,перевернула все вверх дном. Я старательно изучил тумбочку: ничего. На трюмотоже, и в гардеробе одни тряпки. Зазвенел мобильный.

— Нашел? — прокричала Николетта.

— Нет.

— Возвращайся в машину.

Ощущая себя преступником, отпущенным по амнистии, яспустился вниз и завел мотор. Половину пути до вокзала мы проехали молча. Вконце концов, чтобы утешить маменьку, я спросил:

— Ну зачем тебе эта черепаха? Лишняя тяжесть.

— Нужна, это мой талисман.

— Честное слово, я перерыл всю спальню и не нашел ее,ты мне не веришь?

— Да, ее в комнате нет, — сообщила Николетта.

— Где же она? — удивился я.

— В чемодане, я взяла ее с собой, — как ни в чемне бывало ответила маменька, — пока ты бегал, я вспомнила, куда ее сунула.

У меня на время пропал дар речи.

На вокзале я нанял носильщика. Помятого вида дядька нагрузилна тележку багаж и споро побежал сквозь толпу, мы заторопились следом. Вкакой-то момент Николетта отстала, я оглянулся и увидел, что она стоит возленебольшого магазинчика.

— Что ты увидела здесь хорошего? — поинтересовалсяя. — Хочешь купить шоколадку?

— Гадость, — прошипела Николетта, делая странныедвижения ногой, — плитка всего за десятку! Я ем только швейцарскийшоколад.

— Тогда пошли, носильщик ждет.

— Подождет, — протянула маменька, дергаясь, —ему за это платят. Вава, помоги!

— Что случилось?

— Нога не идет.

Я удивился и уставился на ее ноги, обутые в новые сапожки,те самые, на платформе, с длинным гвоздеобразным каблуком.

— Почему не идет?

— Не знаю! Вместо того чтобы задавать кретинскиевопросы, лучше придумай выход, — обозлилась Николетта, пытаясь шагнутьвперед.

Попытка не удалась, маменька словно приклеилась к месту. Янаклонился и понял, в чем дело.

Встречали ли вы такие длинные резиновые коврики, состоящиеиз дырочек разного диаметра, больших и маленьких? Их часто расстилают передторговыми точками, чем убивают сразу двух зайцев. С одной стороны, в магазин нетащится вся грязь с улицы, с другой — покупатель не поскользнется наступеньках. Так вот, каблуки Николетты попали в их крошечные отверстия изастряли там.

— Ты подергай ногами, — предложил я.

Маменька попробовала, но успеха не достигла.

— Вава, — приказала она, — немедленноосвободи меня!

— Но как?

— Не знаю! Живей! Быстрей! Я опоздаю на поезд.

— Его еще даже не подали к перрону.

— Слышать ничего не желаю! Очень часто продают двойныебилеты, я хочу первой войти в вагон! Вава!!!

Понимая, что у нее сейчас начнется истерика, я встал наколени, прямо в февральскую грязь, и попытался вытащить один сапожок. Тщетнаяпопытка, слишком тонкий каблук словно приварился к резине. Подошедший носильщиктоже потерпел неудачу. Подергав туда-сюда маменькину ногу, он вспотел и счувством произнес: