– А вот ее, должно быть, интересуют! – выкрикнула Клюка, ткнув пальцем в сторону Виктории. – Думаете, он просто так завалил мне зачет? Так нет, сделал это специально, рассчитывая на встречу после лекций. Где-нибудь на квартирке холостого приятеля. А, Аркадий Александрович? Что же вы молчите? – Она рассмеялась.

– Приставы, выведите свидетеля из зала, – приказал судья.

– Простите, ваша честь, что-то я сегодня разоткровенничалась, – проговорила девица, позволяя двум дюжим молодцам подхватить ее под руки. – Не судите строго бедную девушку. Знаете, как нелегко быть красивой, да еще с этими университетскими хамами…

Последнее слово она произнесла уже за дверью. Оттуда донесся взрыв истеричного смеха, а затем послышалось бодрое цоканье каблуков по коридору…

– Ничего страшного не произошло, – говорила в перерыве Дубровская, всем своим видом демонстрируя обратное. – Показания свидетельницы не могут быть расценены как доказательство. Она ничего не слышала сама, а пересказывает лишь бред, сочиненный Кисловой. Та, конечно, все придумала для того, чтобы создать видимость каких-то отношений с вами. Вы ведь это видите, верно?

С точки зрения закона, она была совершенно права. Но в человеческих отношениях не действуют правила оценки доказательств, принятые в уголовном процессе. Дубровская подозревала, что истерический выпад свидетельницы стал потрясением для супругов.

– Конечно, она все придумала. В высказываниях девчонки нет ни слова правды, – бормотал Соболев, понуро опустив голову.

Они сидели в судебном коридоре не в силах двинуться с места после того нокаутирующего удара, который им нанесла бывшая студентка Соболева.

Аркадий Александрович был раздавлен, но, по своему обыкновению, как только прошел первый шок, начал искать виноватых.

– Вам нужно было ее остановить, – заявил он Дубровской без обиняков.

Та даже руками всплеснула от неожиданности.

– Помилуйте, Аркадий Александрович, – произнесла обиженно, – вы требуете невозможного. Я не могла заткнуть рот свидетелю. За судебной процедурой наблюдает судья. Вы не хотите свои претензии передать ему?

– Тогда мы должны что-то предпринять! – горячо воскликнул Соболев. – Нужно опросить моих студенток. Они наверняка подтвердят, что все сказанное Клюкой является гнусным наговором.

– Аркадий Александрович, мы сделали все, что могли, – терпеливо втолковывала ему Дубровская. – Судья не станет вызывать и допрашивать новых свидетелей только для того, чтобы уяснить, спите вы со своими студентками или нет. Это не является предметом рассмотрения в суде. Вас обвиняют в изнасиловании. Ольга Клюка по данному поводу против вас не свидетельствовала. Более того, она сама не была уверена в правдивости Кисловой. Вы помните?

Но профессор не хотел ничего помнить. Эта девка, предлагавшая себя направо и налево, выставила его как последнего негодяя. Видите ли, он специально «заваливал» на экзаменах и зачетах особо смазливых студенток! Откуда взялась, интересно, сказочка про квартиру холостого друга? И все свои гнусности она вываливала при Виктории! Кстати, его жена куда-то волшебным образом исчезла, не предупредив, но это обстоятельство не особенно тревожило Аркадия. Он ведь предлагал ей уйти раньше.

Соболев не знал, что такое должна была сказать Дубровская, чтобы прекратить поток ужасных обвинений в его адрес, а просто, как обиженный ребенок, топал ногами и желал чуда…

Виктория была уже дома, когда он вернулся. Сидела за столом с чашечкой кофе. Рядом стояла распечатанная бутылка коньяка. Раньше появление спиртного очень удивило бы Соболева, поскольку его жена относилась к разряду отчаянных трезвенниц, но сегодня ему недосуг было копаться в душевных переживаниях своей жены. Ему и самому было худо. Поэтому он плеснул себе в рюмку янтарной жидкости и выпил залпом. Виктория не подняла на него глаз.

– Страдаешь? – спросил Аркадий без тени сочувствия.

Жена не ответила.

– Сидишь тут как в воду опущенная, – продолжил он.

– Нет, я чувствую себя помоями облитой, – уточнила Виктория.

– А кто тебя помоями облил? Эта девчонка? – Соболев снова потянулся к коньяку. – Не глупи. Будто не знаешь, что она была последней проституткой на своем курсе.

– А тебе-то откуда известно? – насмешливо спросила жена.

– Оттуда. – Аркадий икнул, наполняя рюмку. – Она мне сама себя предлагала. За зачет по социологии.

– И ты отказался?

– Да, я отказался, – повысил голос Соболев. – А как я, по-твоему, должен был поступить? Ты что, мне не веришь?

– Хотелось бы верить, – горько призналась Виктория. – Но в последнее время вокруг тебя происходит столько всего, и я слишком многое должна принимать на веру. Незнакомая женщина обвиняет тебя в изнасиловании, да еще просит тебя признать связь с ней прилюдно… Эксперт говорит что-то о твоей необычайной страстности… Девчонка из университета рассказывает, что ты спишь со всеми студентками подряд… Что, по-твоему, должна чувствовать я?

– Ты не должна чувствовать. Ты должна верить, – буркнул Аркадий, отправляя в рот коньяк. – Грош тебе цена, если ты слова какой-то девчонки воспринимаешь ближе к сердцу, чем слова собственного мужа.

Виктория смотрела на того, кто столько лет был ее мужем. Этот бесчувственный красавец некогда очаровал ее родителей и заставил верить ее саму в то, что он и есть тот самый, дорогой и единственный, с кем она проведет самые счастливые годы своей жизни. Он и сейчас не потерял своей привлекательности, более того, с годами стал даже интереснее, фактурнее. Молоденькие студентки заглядывались на него, что Виктории даже нравилось. У них были красивые дети. Но вот сейчас она впервые задумалась, насколько честен он перед ней. Насколько стоек был перед соблазнами, которые предлагали ему молодые ветреные девчонки типа той же Клюки.

– Я тут кое-что вспомнила, – произнесла она, пораженная тем, что обращает на это внимание только сейчас. – Помнишь, одна из наших преподавательниц сказала мне, что видела тебя с Рогозой в кафе в обществе двух смазливых девиц?

Рогоза был известный университетский плейбой, за которым волочился скандальный шлейф – слухи о его многочисленных романах. Оправданием ему было лишь единственное обстоятельство: Рогоза являлся вдовцом. Правда, злые языки поговаривали, что его жену в могилу свел неутомимый темперамент молодого ученого.

– Не помню я никакого кафе. Не помню никаких девиц, – бормотал Аркадий, принимая очередную порцию спиртного.

– Странно, – подняла брови Виктория. – Когда я в прошлый раз спрашивала тебя о том же, ты не упрямился. Кажется, ты говорил, что готовил студенток к Всероссийской олимпиаде по науке.

– Действительно, мы на пару с Рогозой кого-то там готовили. Не вижу тут ничего странного. Ты же занимаешься с молодыми парнишками, приглашая их иногда даже к нам домой.

– Я не веду их в нашу спальню, – заметила Виктория.