– Конечно. Я понимаю.

– Было бы неплохо, если бы вы нашли в себе силы дать интервью в университетской газете. Тут я с вашей матерью полностью согласен, – сказал он вдруг.

– Простите? – Виктории показалось, что она ослышалась.

– Госпожа Андриевская была у меня. Она очень волнуется, чтобы семейная драма не повредила вашей карьере.

– И что я должна сделать, чтобы не повредить карьере? Публично отказаться от мужа? – В голосе Виктории послышался вызов.

– Нет, ну что вы! – всплеснул руками ректор. – Сейчас совсем не те времена. Просто в вашем случае нужна некоторая хитрость. Гибкость, если хотите. Вы вроде бы как расскажете о себе и как-нибудь между строк упомянете, что давно воспитываете детей самостоятельно. Вроде как с супругом у вас несходство характеров… Такое сейчас часто случается. То есть вы живете одна. Тогда какие к вам могут быть вопросы? Это позволит отсечь вас от Аркадия Александровича. Изолировать от его проблем. Он – сам по себе. Вы – сами по себе. Увидите, что все наши самые отчаянные сплетники быстро хлопнут рты.

– Благодарю за беспокойство. Но Аркадий – мой муж, и я вижу в том, что вы мне предлагаете, нечто очень похожее на предательство, – твердо заявила Соболева.

– Ну какое тут предательство? – изумился ректор. – Просто житейская хитрость, не более того. Вы думали, как то, что случилось с вашим мужем, может сказаться на вашей собственной карьере? – Он вопросительно посмотрел на Викторию. – Работы вас, конечно, никто не лишит. Вы будете, как и прежде, писать статьи, читать лекции. Но если речь зайдет о выгодной зарубежной командировке, о какой-нибудь административной должности в университете, тут ваше родство с Соболевым окажет вам медвежью услугу. Вы же понимаете, что до конца жизни вам придется довольствоваться лишь тем, чего вы уже достигли. Ваша карьера застопорится.

– Значит, так тому и быть, – проговорила Виктория, удивляясь, что ее сердце продолжает биться ровно.

Если бы кто-нибудь предрек конец ее карьеры всего несколько месяцев назад, она бы всполошилась не на шутку и сделала бы все, чтобы такого не произошло. Но что можно было предпринять теперь? Изобрести машину времени и рвануть в прошлое, чтобы не допустить встречи мужа и Кисловой? Если бы она могла отменить тогда свою поездку в Прагу, они бы вдвоем вернулись в тот вечер домой… Если бы тогда была нелетная погода… Если бы у Аркадия в ресторане случился сердечный приступ, и его доставили в больницу… Бесконечные «если бы»!

– Прикиньте все «за» и «против», Виктория Павловна, – как змей-искуситель, соблазнял ее ректор. – Вы мне всегда импонировали. У вас такой потенциал! Вам еще есть куда расти и к чему стремиться. А вашему мужу уже ничем не поможешь. Подумайте над моим предложением, но не затягивайте решение. Сами понимаете, чем быстрее выйдет такое интервью, тем будет для вас лучше. Хотя я понимаю, это нужно было делать много раньше. Известие о вашем разводе должно было успеть быстрее, чем новости из зала суда. Ах, если бы вы доверились мне еще тогда…

– Что сделано, то сделано. После драки кулаками не машут, – с горькой улыбкой признала Соболева. – Но все равно спасибо за поддержку.

– Ступайте в отдел кадров и оформите отпуск, – кивнул ей головой ректор. – Очень надеюсь, что после Нового года и зимней сессии острота всей произошедшей истории потеряется и вы заживете относительно спокойной жизнью.

– Кстати, может статься, что Аркадия оправдают, – молвила Виктория. – Вы об этом не думали?

– А вы сами-то верите? – спросил ректор. Его взгляд был красноречивее миллиона слов.

Нет, она больше в это не верила. Абсолютно…

Судебное заседание в тот день так и не состоялось. Аркадий Александрович долго бродил по коридору в полном одиночестве. Ему казалось, что он вдруг потерял свою тень. Впервые за время процесса Виктория отказалась сопровождать его. Вернее, этот вопрос они с ней не обсуждали. Все получилось само собой. После той последней ссоры он ушел от нее в ночь и долго блуждал в лабиринтах запорошенных снегом улиц. Он был пьян, но декабрьская непогода быстро привела его в норму. Конечно, он забыл головной убор, и его волосы растрепало в разные стороны ветром. Щеки нещадно драл мороз, а хмельные мысли неслись вслед за стелющейся по тротуару поземкой. Он обнаружил в кармане скомканную сотню и зашел в кофейню выпить кофе. Вернее, ему не хотелось ни кофе, ни чая, ни даже коньяка. Просто идти было некуда. Он сел за самый дальний столик и погрузился в размышления.

Нет, он не жалел о том, что его вдруг так понесло на откровенность. Наконец-то сказал Виктории то, что давно должен был сказать, но в силу своей слабости произнести не мог. Она была поражена в самое сердце, и мысль об этом доставляла ему сейчас нездоровую радость. Его жена в своей жизни привыкла слышать лишь дифирамбы, пускай хоть теперь поймет, что она может вызывать у окружающих чувства совсем другого рода. Соболев на секунду задумался, не пытается ли сейчас взвалить на Викторию свои проблемы, но тут же сердито остановил себя. Он всю жизнь думал только о том, как соответствовать жене. Как себя вести, чтобы быть принятым ее родителями, их знакомыми. Но сейчас наступил предел. Аркадий чувствовал, что в нем что-то надломилось. Но в каком-то смысле ему стало даже проще. На него повесили ярлык насильника и негодяя. А кто будет ждать от пропащего человека выполнения всех незыблемых правил и соблюдения приличий, принятых в хорошем обществе?

Он вернулся домой, когда Виктория уже спала.

На следующий день, не сказав ему ни слова, жена собралась и уехала в университет, не спрашивая его, на какое время назначено заседание. Аркадий решил, что и к лучшему. Принял душ и переоделся в ту одежду, которую ему подготовила супруга.

Идти одному в суд было непривычно. Он словно лишился вдруг опоры. Раньше, сидя в зале на скамье подсудимых, Аркадий спиной чувствовал ее присутствие, и это ощущение придавало ему силы. Но теперь его злила собственная зависимость, а еще больше злил тот холодок страха, который помимо воли охватил его сердце, парализовал волю.

«Черт! Еще немного, и я превращусь в бабу», – с досадой подумал Соболев, подходя к залу. Волноваться не было никаких оснований. Сегодня должны допросить еще нескольких свидетелей обвинения. Дубровская говорила, что они не подошли даже к середине процесса и что до заключительных речей прокурора и защитника пока далеко. Тем более – до приговора. Тогда откуда у него эта непонятная оторопь, словно именно сегодня решается его судьба?

Аркадий с раздражением подумал, что во всем виновата, конечно, Виктория, которая своей мелочной опекой превратила его едва ли не в тряпку. Он был несказанно рад, когда секретарь объявила, что начало процесса задерживается. Причину не сообщили, но, впрочем, ему было и неинтересно. Будь бы его воля, он до конца дня сидел бы здесь в коридоре, на одной скамье с Дубровской, и слушал длинные истории из ее адвокатской практики.

В конце концов их все-таки завели в зал.

– Судебное заседание откладывается ввиду болезни потерпевшей, – сообщил председательствующий. – Она просила не рассматривать дело в ее отсутствие. Но, может быть, у вас будут иные соображения?