– Хочешь сказать, что так делаю я? Ты, верно, сошла с ума?

– Ты ведешь их на квартиру к Рогозе? Не так ли? – спросила жена, как громом пораженная своей догадкой. – Не про этого ли холостого приятеля говорила сегодня твоя маленькая подружка?

– Определенно, у тебя от процесса поехала крыша. Ты сама не ведаешь, что говоришь.

Виктория покачала головой.

– Я тебе не сказала главного. Мне ведь назвали тогда фамилии ваших спутниц в кафе.

– Ну и что с того? – спросил Аркадий, не понимая, куда она клонит.

– А то, что одну из них исключили из университета за академическую неуспеваемость, – пояснила Соболева, сверля мужа глазами. – Неплохой экземпляр для Всероссийской олимпиады, а? Что ты пытался втолковать пташке в кафе? Таблицу умножения?

Это был блеф. Виктория ничего не знала о той девице в кафе, о ее отчислении. В действительности та могла оказаться одной из претенденток на участие в олимпиаде, или родственницей Рогозы, или молодой аспиранткой. Но по лицу Аркадия пробежала тень. Должно быть, он пытался измерить степень осведомленности жены: что ей еще напели университетские кумушки?

Но лицо Виктории было бесстрастно. Оно словно окаменело от тех переживаний, которые свалились на нее в последнее время. Ей казалось, что мир вокруг вдруг потерял краски. Она не слышала звуков, не различала запахов, вся сконцентрировалась на своем горе, словно, кроме него, не существовало ничего на свете.

Видя, что супруга не идет в атаку и не стремится его разоблачить, Аркадий немного успокоился. Он даже улыбнулся, попытался приобнять жену за плечи – алкоголь придавал ему храбрости.

– Глупышка! Ну чего ты себе навыдумывала? Какие-то студентки, какие-то олимпиады… Чертовы бабы точно сговорились уничтожить меня! Разве не жена должна протянуть мне в сложный момент моей жизни руку помощи?

У Аркадия раскраснелось лицо. Коньяк уже действовал на него. Он растягивал слова, думая, что его голос сейчас звучит весомо. Ему, как никогда раньше, вдруг захотелось любви. Почему его родная жена не подойдет и не приголубит его? Почему она смотрит на него как на врага?

– У-у, ты какая-я… – протянул Аркадий, прижимая ее к себе.

– Оставь меня! – вскочила с места Виктория, с трудом расцепляя его руки.

Муж у нее вызывал сейчас только омерзение, а его руки, такие красивые и мускулистые, на которые некогда она так любила смотреть, показались вдруг склизкими щупальцами, способными утащить ее в преисподнюю.

– Не прикасайся ко мне! Слышишь?

– А то что? – Соболев встал, вызывающе уперев руки в бока. – Побежишь жаловаться своему любовнику?

– Не суди меня по себе, – холодно обронила Виктория. – У меня нет причины оправдываться перед тобой.

– А у меня есть? – Аркадий широко раскрыл глаза, ткнув себя в грудь. Кажется, он даже слегка покачивался. – Чем я виноват перед тобой? Я столько лет терпел твою холодность, все эти твои светские манеры. Сплошное кривлянье! Я и мужем-то для тебя никогда не был, чувствовал себя каким-то манекеном в витрине модного магазина. Ты одевала меня и выставляла напоказ. Кен и Барби… Сладкая парочка на прогулке в парке… Примерные родители в отпуске с детьми… Я терпел пренебрежительное отношение ко мне твоих родителей, делая вид, что не замечаю их колкостей и упреков. Они, должно быть, ожидали, что сумеют сделать из меня нобелевского лауреата. Не вышло. Я сгодился лишь для того, чтобы комплект идеальной семьи считался полным. Ведь старики Андриевские не допускают разводов. И вдруг я встретил женщину… Да, эту суку Кислову. Клянусь, она смотрела на меня так, как ты – никогда. В ее глазах я был мужчина… ого! Она ловила каждое мое слово. Конечно, она немного толста, да и не так красива, как ты. Зато она женщина. Вот! Настоящая женщина из плоти и крови, а не надутая спесью кукла…

– Аркадий, давай прекратим этот разговор! – сжав виски, попросила Виктория. – Я ничего не хочу знать.

Она и вправду испугалась. Она не знала, куда заведут их сейчас отчаянные откровения мужа. Должно быть, боялась услышать из его уст нечто страшное, чего она уже не сможет вынести. Боялась узнать правду!

– Почему ты меня останавливаешь? – возмутился тот. – Разве не ты хотела все узнать? Разве не для этого ты ходишь в суд? Так слушай, сейчас я даю тебе такую возможность. А завтра, когда я начну мучиться от похмелья, тебе вряд ли удастся от меня хоть что-нибудь добиться. Ты хотела думать, что то, что произошло между мной и Кисловой в ту ночь, было ошибкой? Признайся, ты ведь так и думала? Ну да, так удобнее всего считать. Но думала ли ты, что у меня дрожали руки, когда я вел ее в отель? Мне хотелось наброситься на нее, как первобытному самцу. Она была такой покорной, такой мягкой. Не то что ты! «Аркадий, достойно ли я выглядела в той передаче на телевидении?». «Аркадий, просмотри мои тезисы к выступлению»… Тьфу! Нужны мне твои тезисы и передачи! Мне нужна живая женщина. Та, которая сама будет спрашивать у меня совета. Та, для которой я стану опорой. Та, рядом с которой я буду себя уважать.

– Ты просто много выпил, – обронила Виктория, стараясь пропустить его слова мимо ушей.

– Да, я много выпил. В ту ночь я тоже был чертовски пьян. Почему, интересно, все знаковые события в моей жизни происходят тогда, когда я пьян? – спросил Аркадий, рассматривая на просвет бутылку с коньяком. – Должно быть, я боюсь тебя, Виктория. И завтра, когда протрезвею, вряд ли я найду в себе силы повторить нечто подобное. Ты всегда так решительна, так холодна… Тебе нужно было родиться мужчиной, Виктория. Тогда бы ты делала свою карьеру без помех. Но Господь тебя создал женщиной. А у женщины, как ни крути, помимо карьеры, есть еще муж и дети, которыми нужно заниматься. Ерунда, верно? Но внимания и времени они требуют к себе немало. И ты нашла выход, Виктория, суперженщина!

Он хлопнул руками так оглушительно, что Виктория подскочила на месте. Она уже не сомневалась – ее супруг спятил. Может, у него такая странная реакция на алкоголь? Нужно будет сказать об этом адвокату. Она слышала что-то насчет патологического опьянения. Кажется, в связи с ним в суде дают скидку.

– Блестящий выход, Виктория! – орал супруг, не обращая внимания на то, что хлопнула входная дверь и на пороге появились дети. Правда, увидев, что в кухне происходит нечто странное, они, как мышки, проскользнули в свои комнаты. – Ты внесла нас в свой чертов ежедневник так же, как посещение парикмахера и пробежки в Центральном парке. Я сам видел. Клянусь! «С пяти до шести – дети»; «С десяти до одиннадцати – Аркадий». Ого! Королева Виктория выделила мне целый час в своем расписании. Что можно успеть за час? Секс – минут десять, пятнадцать. А что, полезно для здоровья. Можно успеть задать вопрос: «Как дела на работе?» И услышать ответ: «Все хорошо, дорогая, спасибо». Именно так, коротко, чтобы не исчерпать лимит. Ведь если я начну рассказывать о своих проблемах, разговор затянется на час, а значит, сократит продолжительность твоего ночного отдыха. А это уже плохо для кожи. Не говоря о том, что все твое расписание, так чудно отлаженное и работающее как часы, годами, пойдет прахом. Ты опоздаешь на пробежку, скажешь глупость на телевидении, не ответишь на вопрос умника-студента. Для тебя такое невыносимо. Ведь ты привыкла быть безупречной во всем!