Джинелли набросил ремень на горло парня и затянул.Последовала короткая борьба. Молодой цыган бросил винтовку и вцепился в ремень,наушники вывалились из ушей, и Джинелли услышал Роллинг Стоунс, поющих «Подмоим большим пальцем».

Парень начал хрипеть, сопротивление его ослабло и вскорепрекратилось… Джинелли давил еще секунд двадцать, потом отпустил («Я же его несобирался приканчивать», — пояснил он Билли) и оттащил в кусты. Парень былкрасив, хорошо физически развит, на вид — года двадцать два, в джинсах исапогах «динго». По описаниям Билли, Джинелли решил, что это Сэмюэл Лемке,Билли с ним согласился. Джинелли нашел дерево приличных размеров и использоваллипкую ленту, чтобы привязать цыгана к нему.

— Звучит глупо, что ты кого-то привязал скотчем к дереву. Ноэто — пока кто-нибудь с тобой такого не проделает. От него не освободишься.Скотч — очень прочный материал. Так и проторчишь привязанным, если никто неосвободит. Его не разорвешь и не размотаешь сам.

Джинелли отрезал нижнюю часть рубашки Лемке, затолкал ему врот и заклеил скотчем.

— Потом я перевернул кассету в плейере, включил и засунулему наушники обратно в уши. Не хотел, чтобы он скучал, когда очухается.

После этого Джинелли пошел дальше вдоль дороги. Он былтакого же роста, что и Лемке, а потому решил рискнуть и подойти к следующемучасовому до того, как тот обнаружит неладное. Время было позднее, а итальянецза последние двое суток поспал урывками всего пару раз. Надо было поторапливаться,пока в сон не начало клонить.

— Когда не доспишь, можешь все дело испортить, — заметил он.— Одно дело в «Монополию» играть, а другое — иметь дело с людьми, которыеубивают и пишут у тебя на лбу куриной кровью слова. Тут и самому можно ненарокомконцы отдать. Вот я такую промашку и сделал. Просто повезло, что мне с руксошло. Бог иногда прощает.

Ошибка состояла в том, что Джинелли не увидел второгоохранника, пока не прошел почти мимо него. Второй оказался в тени, а не надороге, как Лемке. Причем укрылся не ради конспирации, а ради удобства.

— Этот второй не только слушал плейер-уокмен, — сказалДжинелли, — он просто крепко спал. Вшивые сторожа, но чего другого и ожидать отгражданских? К тому же они, видно, решили, что я серьезной угрозы для них непредставляю. Когда веришь, что угроза серьезная, зевать не станешь, даже еслидавно не спал.

Джинелли подошел к спящему часовому, выбрал у него на головеподходящее место и треснул его как следует прикладом автомата. Удар был — какладонью по столу. Парень, который сидел, прислонившись к дереву, завалился набок. Джинелли наклонился и пощупал пульс. Цыган был жив.

Пять минут спустя итальянец поднялся на невысокий холм.Слева, на склоне, открылось большое поле. Метрах в двухстах Джинелли увиделкруг автомашин. Костра в ту ночь не жгли. Кое-где в окнах фургонов светилсяслабый огонек — только и всего.

Джинелли предпочел ползти с холма по-пластунски, держаавтомат впереди себя. Нашел груду камней, которые годились как укрытие иогневая позиция. Весь лагерь хорошо просматривался, и прицеливаться былоудобно.

— Луна как раз начала появляться, но ждать ее я несобирался. К тому же я хорошо все видел, до них было метров семьдесят. Большойаккуратности мне не требовалось, да и «калашников» не для такой работы. Всеравно что топором удалять аппендицит. Автоматом хорошо пугать, ну и я ихнапугал как надо. Спорить готов, они наделали лимонаду в постели. Но только нестарик. Этот — тертый калач, Уильям.

Твердо уложив автомат, Джинелли набрал воздуху, прицелилсяпо передним колесам фургона с единорогом. Слышны были цикады, бульканьекакого-то ручейка поблизости, где-то за темным полем крикнул козодой. И прежде,чем он начал второй куплет своей ночной песни, Джинелли открыл огонь.

Грохот разорвал ночь. Пули тридцатого калибра помчались кцели, на конце дула затрепетало сияние. Колеса фургона с единорогом не простолопнули, они взорвались. Джинелли прочесал дугой весь табор, целясь низко.

— Ни одного тела не задел, — сказал он. — Старался непопасть и в бензобаки машин, брал пониже. Видел когда-нибудь в натуре, какмашина взрывается, если угодишь в бензобак? Это, я тебе скажу, такой фейерверк!Жуть. Я как-то наблюдал на шоссе в Нью-Джерси.

Взорвались и задние колеса фургона. Джинелли вставил вавтомат запасной рожок. Между тем началась суматоха. Послышалась перекличкаголосов — рассерженных, но больше перепуганных, завизжала женщина.

Люди выскакивали в нижнем белье из фургонов, беспорядочнометались, в страхе озираясь по сторонам. Впервые Джинелли увидел и ТадузаЛемке. Старик выглядел довольно комично в развевающейся ночной рубашке, из подночного колпака в разные стороны торчали пряди волос. Он бросил взгляд наразорванные шины фургона и посмотрел прямо в ту сторону, где залег итальянец.«Вот в его разъяренном взгляде уже не было ничего комичного», — сказал ДжинеллиХаллеку.

— Я знал, что видеть он меня не мог. Луна еще не взошла.Морда и руки у меня были в саже. Но мне показалось, что он меня все равноувидел, Уильям, и у меня аж холодок по сердцу пробежал.

Старик обернулся к своим людям, которые начали пробираться кнему, крича и размахивая руками. Заорал им что-то и указал рукой на машины.Джинелли языка не понимал, но жест был вполне красноречивым: Прячьтесь, идиоты!

— Слишком поздно, Уильям, — сказал Джинелли.

Он выдал очередь поверх их голов. Теперь уж орали все — имужчины, и женщины. Некоторые попадали на землю и поползли, другие бросилисьбежать в разные стороны, только не в его сторону, разумеется.

А Лемке стоял и покрикивал на них. Его ночной колпаксвалился с головы. Кто полз, кто — бежал, и хотя Лемке правил ими железнойрукой, а панике поддались все.

«Понтиак-универсал», из которого он брал пальто и туфли,стоял рядом с фургоном. Джинелли вставил третий рожок в автомат и снова открылогонь.

— В этой машине в ту ночь вообще никого не было, и я ееразгромил. Буквально уничтожил.

— АК-47 — страшная штука, Уильям. Когда смотришь на нее вкино, думаешь, что она оставляет серию аккуратных дырок. На самом деле это нетак. Автомат громит все и притом быстро. Стекла полетели вдребезги, капотраскрылся, и пули его начисто сорвали. Разнесло фары, взорвало шины, потомполетел радиатор, из него хлынула вода. Темно, но я услышал, как она полилась.Короче, когда я закончил, машина выглядела так, словно на хорошей скоростиврезалась в стену. Но пока ошметки машины летали вокруг, дед даже нешелохнулся. Смотрел на вспышки моего автомата и, видно, собирался скомандоватьатаку. Только я решил этого не дожидаться.