города ранним утром следующего дня в сопровождении своих телохранителей. Там не было никакого восстания (несомненно, вестфальцы полагали, что они столь же успешно могут быть ограбленными казаками, как и Жеромом), но 13 октября, вскоре после великой битвы под Лейпцигом, один из генералов Жерома вновь захватил город. В качестве награды он был произведен в графы с пенсией в 6 тысяч франков в год, хотя его шансы на ее получение были столь же сомнительны, как и возможность его суверена одолжить достаточно средств, чтобы выплачивать ее. Когда новости о катастрофе под Лейпцигом достигли Касселя, все возможности удерживать Вестфалию для Франции были потеряны, и Жером вместе со своими сторонниками, которых теперь насчитывалось около сотни, перебрался через границы Берга, последнего германского государства, где еще развевался французский флаг.

В заключительном номере «Монитор Вестфалиен» Жером объявил, что его отсутствие в Касселе будет временным и что он «уверен в поведении своих подданных, всегда отличавшихся преданностью и спокойствием». Никто не поверил в эту чепуху, и те, кто предпочитал иметь дело с Францией, отправились следом за двором в Кельн, где Жером, как обычно, оказался в денежных затруднениях и был вынужден продать свое столовое серебро и форменные одежды. Это касалось, однако, не всех его одеяний, так как, несмотря на бегство из страны, которая его отвергла, Жером цеплялся за внешние признаки своего королевского достоинства. Вокруг частного дома, который он использовал как штаб, были расставлены вестфальские охранники в своих театральных, обрамленных золотым шитьем, туниках. Один из свидетелей, которому довелось повстречать в то время обращенный в бегство двор, рассказывал, что он напоминал ему труппу провинциальных актеров, игравших трагедию перед безразличной аудиторией.

Жерому делались предложения о сговоре с коалицией противников его брата, но он отверг их в напрасной надежде, что сам Наполеон в конечном счете прислушается к голосу разума и примет великодушные предложения мира, с которыми обращались к нему союзники еще до вторжения во Францию. Прошло еще какое-то время, прежде чем он смог заставить себя покинуть Германию, полагая, что, пока Бонапарт находится к востоку от границы Франции, не все еще потеряно, но в итоге Жером все же вынужден был уехать, написав письмо Наполеону с предложением о встрече в Майнце.

Письмо Жерома оказалось для Наполеона как бы последней каплей. Из Испании во Францию прибыл Жозеф, а за ним тянулось 100 тысяч вооруженных людей. Луи, который отказывался прибыть в Париж и получить прощение за свое отречение от трона в 1810 году, теперь приехал туда из Австрии, считая себя достаточно компетентным, чтобы давать советы о разумности достижения договоренности с противниками. Теперь там был и Жером, третий из утративших корону королей. Он предлагал встретиться, для того чтобы рассмотреть способы восстановления королевства, которое будет перераспределено между первоначальными владельцами его земель, как только союзникам хватит времени для новой перекройки карты. Наполеон одного за другим проклинал членов своей семьи и написал письмо младшему брату, запрещая ему приближаться к столице и отказываясь от встречи в Майнце.

Большинство людей, оказавшись в положении Жерома, были бы повергнуты в отчаяние этим отказом, но немногие из них располагали жизнеспособностью младшего Бонапарта. Будучи отвергнутым императором и не предвидя перспективы своего восстановления на троне в Вестфалии, Жером решил вернуться во Францию и обосноваться там в качестве мелкопоместного дворянина, подобно своему брату Жозефу. Имея в виду такую цель, он отправил письмо Екатерине с просьбой купить и обставить красивый дворец под Стайнсом и приготовиться немедленно занять его.

Известие о решении Жерома еще больше разгневало Наполеона. На протяжении всей его жизни, жаловался он, ему мешали родственники, которые отказывались считаться с реальностью. И забывая, что сам он продолжал действовать как победитель мира, будучи всего лишь побежденным авантюристом, он продиктовал яростное письмо Камбасересу, герцогу Пармскому, выражая изумление, что «в то время, как все простые граждане жертвуют собой, защищая свою страну, король, который утрачивает трон, может быть настолько бестактным, что выбирает такой момент, чтобы создать впечатление, будто он думает лишь о своих личных интересах!». Затем он запретил Жерому приближаться хотя бы на несколько миль к этому дворцу и сказал Екатерине, чтобы она не тратила ни одного су на приведение его в порядок. Жерому же было приказано продолжать путь в Аикс-лё-Шапель, где ему и предстояло расквартироваться, если он все еще желал жить во Франции.

Жером теперь проявлял то же спокойное упорство, что и Жозеф и Луи в неблагоприятной обстановке. Он не направится в Аикс-лё-Шапель, заявил Жером, а будет заниматься обновлением своего дворца, и, как бы демонстрируя семье, что с властью Наполеона покончено, он поехал к своей матери в Париж, после чего на время ремонта замка устроил себе резиденцию в Компьене.

Наполеон смирился с такой ситуацией. А что еще ему оставалось делать? Он готовился к защите северо-восточной Франции от нападения четырех хорошо оснащенных армий, а для противостояния им имел в своем распоряжении около 60 тысяч солдат, причем половина из них состояла из новобранцев, не имевших опыта на поле боя. В первый день нового 1814 года союзники перешли Рейн и начали продвижение к Парижу.

Больше не оставалось никаких сомнений в отношении политики Каролины и Мюрата, но переговоры с союзниками в течение нескольких недель настолько занимали их сознание, что последние события потрясли их нервную систему. Австрия совершенно не желала того, чтобы дом Бурбонов был восстановлен на неаполитанском троне, но англичане выдвигали всякого рода возражения против союза с зятем и сестрой Наполеона. Тайные обсуждения все продолжались, и Мюрат чувствовал себя виновным, а Каролина разрывалась между опасениями, что муж отвернется от нее, и тревогой, что Англии удастся убедить Австрию сорвать переговоры. В конечном счете ее старания и настойчивость были вознаграждены, и 11 января, через десять дней после того, как союзники вошли во Францию, британское правительство одобрило договор, признававший союз между тестем и зятем императора. Для Каролины это был триумф, последовавший за месяцами интриг, но Мюрат все еще приходил в ужас при мысли о возможности победы Наполеона над союзниками на севере и его вступления в Италию, с тем чтобы потребовать от него отчета. Отдавая ему должное, следует отметить, что Мюрата не столько пугала смерть как предателя, сколько публичное разоблачение его неблагодарности человеку, которому он был всем обязан. Мадам Рекамье, которая приблизительно в это время посетила неаполитанский двор, описывает любопытную сцену между Каролиной и Мюратом, свидетельницей которой она была, где живо и детально отображались дурные предчувствия сестры Наполеона. Каролина высказывала опасение, что Мюрату