императора», — говорил он ей. Но Элиза, к ее чести, не проявляла склонности подражать своей сестре в Неаполе. Вместо этого она писала матери непринужденные письма, спрашивая ее о светских новостях в Париже, письма, которые вполне могли бы быть написаны и Полиной, но казались несколько фривольными для Элизы. В те дни немного было слышно о Полине, но ей еще предстояло появиться на горизонте, когда ее брат более всего нуждался в утешении.

Наполеон, наблюдая, как подобно раскачиваемому апельсиновому дереву распадалась империя, пришел к новому выводу в отношении своей семьи. Он считал их никчемными, особенно Жозефа, своего старшего брата. И он говорил Редереру: «Я воображал, что нуждаюсь в своих братьях для создания династии, но она в безопасности и без них. Она создавалась в центре шторма самими природными явлениями. Жозеф не может забыть, что был рожден первым. Нет ничего более абсурдного. Если бы речь шла о винограднике нашего отца, был бы другой разговор. Его интересы прикованы к женщинам, домам, обстановке. Он любит охотиться на кроликов и играть с девчонками в жмурки». Недоверие Наполеона к Жозефу еще больше возросло, когда он прочитал, какого рода компанию содержал его брат в Мортфонтене и о разговорах, которые велись там в зимние вечера. Он знал, что Жозеф не был способен на интриги, но теперь, когда дела оборачивались от плохого к худшему, Жозеф начал досаждать ему братскими советами, подобными тем, которые в прошлом давали ему Луи и Жером и которые могли бы еще поступать от них, до того как часы пробьют полночь. Жозеф, подобно маршалам, вполне насытился войной и видел, или думал, что видит, некоторые перспективы спасения империи путем принятия условий союзников. Бесполезно, однако, было настаивать, что вскоре ничего не останется для торгов с ними.

Наполеон слишком много видел проигранных и выигранных сражений, чтобы полагать, будто не было никаких шансов на поворот судьбы в его пользу. Это сам император теперь играл в жмурки, так как находился перед лицом пяти армий, ведомых двумя императорами, королем, кронпринцем и высокомерным ирландцем, который думал о своих несравненных пехотинцах как о соли земли. Людские ресурсы России, Австрии, Пруссии и Швеции находились уже на Рейне, а на юго-западе Сульт вел битву за свою жизнь с англичанами, португальцами и испанцами, уже вступившими на французскую землю. Францию же обороняли семнадцатилетние французские мальчишки, большинство из которых никогда не обучалось, как заряжать мушкет.

В декабре и начале января 1814 года Наполеон ненадолго вспомнил о семье. Луи было разрешено приехать в Париж при условии, что он прибудет как французский принц, а не как сосланный король. Количество изгнанных коронованных особ в Париже возрастало, и создатель королей находил их присутствие стеснительным, особенно когда они обращались к нему с чудовищными для Франции предложениями — провести ее границы по Рейну, Альпам и Пиренеям. Посоветовав Луи заниматься своими собственными делами и размышлять о собственных многочисленных провалах, Наполеон принялся распутывать испанский клубок. Здесь, используя то преимущество, что Фердинанд, который когда-то был избран королем самими испанцами, все еще находился под арестом в Валенсии, Наполеон предложил, что ему следует вернуться в Испанию в качестве короля с одобрения Франции и что дружбу между двумя странами нужно укрепить браком между Фердинандом и тринадцатилетней дочерью Жозефа. Это примечательное предложение сопровождалось только одним условием — амнистией для всех испанцев, которые поддерживали Жозефа во время его пятилетнего правления.

Жозеф не был привлечен для консультаций при обсуждении этих предложений. Наполеон все меньше и меньше склонялся к тому, чтобы принимать во внимание своих братьев и сестер. Во всяком случае, Жозеф находился теперь как бы под домашним арестом, и ему было запрещено посещать Париж без особого разрешения. Уязвленный такими ограничениями, Жозеф послал свою привлекательную жену Жюли, чтобы она попыталась переубедить ее деверя. Но Жюли потерпела неудачу, и в конце концов любовнику Гортензии де Флаоту было поручено привезти Жозефа в Тюильри, где ему было сказано о восстановлении на троне Фердинанда. Либо тлевшие искры амбиций, либо желание расплатиться за недавнее унижение побудили Жозефа выдвинуть яростные возражения против такого урегулирования дел. Возникла необходимость заполучить его формальное отречение от трона, чтобы продвигать этот проект, но Жозеф начал излагать разного рода возражения против него, доказывая, что формально, во всяком случае, он все еще оставался королем Испании и мог не желать отречения. Со стороны человека, который не правил ни единым клочком испанской территории и совсем недавно был изгнан из удерживаемых лишь вооруженными силами провинций, было странно слышать такую речь, но он это утверждал, и Наполеон столкнулся с величайшими затруднениями в попытках переубедить его. 7 января 1814 года, незадолго до своего отъезда на фронт, Наполеон послал ему раздраженное письмо, объясняя различные причины восстановления Фердинанда на троне, а когда Жозеф противопоставил этому новые аргументы, император в ответном письме потребовал от своего брата на сей раз публичной клятвы в верности Марии Луизе, как регенту. «Возможно, что ты не сможешь этого сделать, — ехидничал он, — возможно, у тебя недостаточно здравого смысла! В этом случае вернись в провинции так незаметно, как только сможешь. Если мне суждено еще прожить, ты можешь быть спокоен. Если же я умру, ты будешь арестован и, возможно, приговорен к смерти. Ты станешь бесполезным для меня, для моей семьи, для своих дочерей и для Франции, и ты уберешься с моего пути. Выбирай побыстрее и решай, что ты станешь делать».

В конце концов Жозеф уступил, но, чтобы убедить его в необходимости такого шага, потребовалось совместное давление со стороны его матери, жены и на последнем этапе — Луи. Тогда он дал согласие на сотрудничество, но лишь при условии, что сохранит свой королевский титул и всегда будет известен как король Жозеф.

Между тем свояк Жозефа, ренегат Бернадотт, освободил Голландию. Бывший король Луи, который еще недавно любил всем давать советы, начал пересматривать собственную позицию и также решил сохранить свой титул вопреки тому факту, что Голландия не хотела иметь с ним ничего общего.

Из Кельна пришло сообщение от Жерома, обещавшего вернуться во Францию и пополнить ряды лишившихся тронов Бонапартов, которые обосновались в Париже и около него. В Вестфалии все было потеряно, и карета гессенского выборщика была с триумфом протащена по улицам Касселя уже через неделю после отъезда Жерома. Бегство Жерома не было столь же недостойным, как исчезновение Жозефа, так как по крайней мере некоторые из его подданных пытались защитить столицу. Казаки появились под Касселем 27 сентября 1813 года, а Жером выскользнул из