в безопасное место, недооценивал способности брата к восстановлению своих сил, а этим же занимались и его противники, собравшиеся теперь на равнинах Саксонии. Они были многочисленны, и их силы нарастали с каждым днем. Царские армии пришли с барабанным боем из России и Польши, а Пруссия Фридриха Великого, загнанная в неистовый национализм многими годами унижений, начала подминать под себя князьков, чьи земли были переданы Франции. В Италии Мюрат и его жена сговаривались и интриговали с колебавшимся императором Австрии, чья дочь обеспечила Наполеону династию, Англия все еще доминировала на море и осуществляла постоянную блокаду Франции. А во Франции, оставшейся без молодых мужчин, буржуа начали с ностальгией поговаривать об исчезнувших Бурбонах. В Испании же, как обычно, царил беспорядок. Осторожный Веллингтон медленно пробирался через полуостров, а Жозеф, придерживаясь инструкций из Парижа, отказывался отступать из Мадрида на линию Дару. Но далеко не все было потеряно. Канонир, который годами манипулировал королями и принцами, сохранил свои силы, чтобы пугать и поражать своей армией из мальчишек, руководимой людьми вроде Нея, Удино, Мортье и Мармона. Он набрасывался на союзников под Баутценом и Лютценом, столь жестоко избивая их, что на первый взгляд всю работу по его сокрушению пришлось бы начинать сызнова. Имелись, впрочем, и серьезные проблемы в кажущемся восстановлении. Французам отчаянно не хватало кавалерии, и они были лишены возможности преследовать противника после нанесения ему поражения. Остро вставала и проблема возмещения потерь, понесенных в сражениях, утрат, которые союзники могли возмещать день за днем, а Наполеон не мог этого делать, несмотря на свои запросы к истощенной армии в Испании и к гарнизонам в германских городах. Наконец, и это особенно важно, наблюдалось стремление высших офицеров к миру, стремление, выраженное еще до того, как Великая армия совершила свой бросок на Москву, а теперь подчеркивавшееся в циничных замечаниях, подобных словам Ожеро, который в разгар сражения говорил, что отказывается умирать в германском пригороде и спокойно уступил бы свое место.

На протяжении мая 1813 года Великая армия, казалось, была уже в своей обычной форме. Все боевые маршалы находились на полях сражений, включая и Мюрата, вынужденного теперь рисковать всем и зависеть от результатов новой кампании. Во второй раз за двенадцать месяцев ему пришлось оставить Неаполь и прибыть в армию с большой неохотой. У него теперь были новые поводы для недовольства Наполеоном, который опубликовал в газете «Монитор» бюллетень с критикой трусливого бегства Мюрата, бросившего выживших после Москвы солдат, и с выражением горячей похвалы человеку, который тогда занял его место. В январе 1813 года он писал Мюрату: «Не стану говорить тебе, насколько я недоволен твоим поведением, которое диаметрально противоположно твоему долгу. Это, как обычно, произошло из-за твоей слабохарактерности. Ты хороший солдат на поле боя, но за его пределами у тебя нет ни энергии, ни характера. Учти предостережение по поводу этого предательства, которое я отношу на счет страха, и сделай все, что в твоих силах, на моей службе.

Я рассчитываю на тебя… Титул короля вскружил тебе голову, и если ты хочешь держать ее в порядке, веди себя лучше и думай о том, что говоришь».

Мюрат пришел в такую ярость, получив этот укор, что чуть было не последовал совету Каролины открыто выступить против своего благодетеля. А далеко на севере бывший маршал Бернадотт, теперь уже кронпринц, объявил войну Франции, а ведь Бернадотт был свояком Жозефа. Но что-то все же мешало Мюрату принять окончательное решение. Возможно, это было связано со слабостью характера, которую подметил Наполеон, но, может быть, это было нечто большее — остатки преданности к своему товарищу, которого пыталась предать его собственная сестра. Мюрат колебался между различными курсами, проводя переговоры с Австрией и пробираясь на север, чтобы взять на себя командование истощенной кавалерией Великой армии. По дороге он встретил курьера, спешившего с депешами из Вены в Неаполь, но они были зашифрованы, и ему пришлось отослать их домой для расшифровки. Это решение приняло иронический характер: в депешах выражалось согласие Австрии принять его собственное и Каролины предложение покинуть Наполеона, если им будет гарантировано сохранение власти короля и королевы Обеих Сицилий. К ранней осени того же года Австрия присоединилась к русским, пруссакам и шведам в военных действиях против Наполеона, а Мюрат, который при большей удаче и чуть большем нытье мог бы присоединиться к ним, теперь вот оказался руководителем блестящих кавалерийских наскоков на своих возможных покровителей. «Видишь ли тех людей с гладкими сверху киверами? — спрашивал сержант пехоты семнадцатилетнего новобранца при начале военных действий против Австрии. — Они пятьдесят раз убегали от нас в 1794 году». И они снова разбегались, когда Мюрат в пылу боя моментально забывал о своем предательстве и возглавлял один из своих поразительных кавалерийских налетов, которые помогли выиграть битву под Дрезденом.

Но именно в Дрездене Наполеон получил сообщение о новой катастрофе в Испании. Следуя инструкции отойти к Вальядолиду, Жозеф с редким для себя оптимизмом решил остановиться и вовлечь Веллингтона в заранее подготовленное сражение под Виторией, которое и состоялось 21 июня 1813 года. Это было совершенно неразумное решение, так как англичане обладали преимуществом и в количестве солдат, и в их расположении на местности, и все это привело к самому тяжелому поражению, которое терпели французы на полуострове. Маршал Журдан, занимавший положение главного военного советника Жозефа, предупреждал его о возможных последствиях еще до того, как был сделан первый выстрел, но Жозеф продолжал настаивать на своем. Через пару часов французы были разгромлены, а Жозеф скакал по направлению к границе. Журдан, который приучился в Испании мыслить философски, заявил: «Ну что ж, вы получили свою битву, и она, как представляется, оказалась проигранной!» Но не только битва была проиграна. Вдобавок к этому бегство Жозефа было столь поспешно, что ему пришлось оставить столовое серебро, ценную коллекцию испанской живописи и ящик для расчетов с военными, содержавший 27 миллионов франков. К счастью для него, англичане оказались опытными грабителями и, внимательно осматривая королевскую карету, дали ему время улизнуть, в чем он очень нуждался, так как был плохим наездником. За несколько лет до этого, когда непобедимые французские армии ожидали сигнала для вторжения в Англию и разбили лагерь в Булони, Наполеон решил, что Жозеф в качестве подготовки к военной карьере должен пройти обучение солдатом и брать уроки верховой езды. Оправляясь от тяжелого падения с лошади при бегстве из Витории, он мог бы подумать, что его обучение в школе верховой езды было недостаточным.

Две тысячи испанских семей, которые приняли суверенитет Жозефа,