двадцать шесть дней после того, как они были написаны в Мадриде. Депеши содержали запрос о смещении маршала Сульта из-за его упорного нежелания сотрудничать с королем и двором. Наполеон, столь же знакомый со стремлением Сульта к трону, как и с неспособностью Жозефа управлять чем-либо более крупным, чем провинциальное поместье, не отвечал; ему приходилось решать другие, куда более неотложные проблемы.

Наполеон, которому предшествовал разодетый король Неаполя, вошел в Москву 15 сентября. Покинул он ее с 115 000 солдат и бесчисленными сопровождавшими 19 октября. За сорок шесть дней между его уходом из Москвы и отъездом из армии его войско сократилось до нескольких тысяч полуинвалидов, которые держались вместе благодаря единственному непобежденному маршалу Мишелю Нею, бывшему подмастерью бочара, потом кавалеристу в гусарском полку, а еще позднее князю Московскому. Совсем мало славы за эти сорок шесть дней досталось величайшему полководцу века и уж совсем ничего его расцвеченному зятю, королю Неаполя. Единственный среди высших офицеров армии, которая в течение восемнадцати лет добивалась сказочных успехов, Ней покинул русскую землю непобежденным и неустрашенным. К тому времени как Ней пересек мост через Неман, Наполеон уже отправился в свое рекордное путешествие из Сморгони в Париж. Этот рейд на санях и в карете был осуществлен по зимним дорогам за двенадцать дней. За ним почти немедленно последовал Мюрат, которому он передал верховное командование. С меньшими угрызениями совести, чем последний из его умирающих от голода солдат, король Неаполя повернулся спиной к этой толпе и направился на юг, чтобы там правильно поставить паруса перед надвигавшимся штормом. Королевский дезертир покрыл расстояние между Неманом и Неаполем почти столь же быстро, как его господин совершил путешествие из Сморгони в Париж. Позади, для того чтобы как-то помочь измученным голодом, обмороженным уцелевшим солдатам, был оставлен Эжен Богарне, вице-король Италии и сын выброшенной за ненадобностью Жозефины. Эжен не сбежал в Италию. Вместо этого он остался на своем посту и во всех отношениях вел себя как ответственный командир. Следовательно, Наполеон был прав, когда рекомендовал Эжена беспомощному Жерому как «превосходный образчик того, чем должен быть молодой человек».

Ничего особенно катастрофического не происходило при крушении империи Наполеона. Как это уже отмечалось, все случилось не за две недели. Процесс распада со дней великого отступления до последнего акта, когда маршалы собрались перед своим господином в Фонтенбло, занял около восемнадцати месяцев. Но вероятно, самым ужасным аспектом этого падения была неизбежность, с которой завершающий акт обрушился на имперских назначенцев, на всех, кроме самого императора. Между декабрем 1812-го и апрелем 1814 года каждый офицер Великой армии и каждый солдат в гарнизонах между Эльбой и Дору не мог не заметить приближение гибели. Это могло бы занять год, или два, или пять лет, но это все равно случилось бы, и ничто не могло предотвратить распад. Мадам матушка достаточно давно предвидела его, и Каролина, самая политически грамотная из членов семьи, подозревала, что это могло произойти еще при ее жизни. Но теперь каждый знал об этом, и имел место своего рода фатализм отчаяния, который помог семье сплотиться, демонстрируя лояльность, которая отсутствовала в более счастливые дни. Только Каролина продолжала проводить свою уклончивую дипломатию, проталкивая вперед себя мужа, проявляющего к этому полужелание-полусопротивление. Среди других членов семьи не было и признаков предательства, а скорее некое подобие паники, случившейся в семье, которую быстро разбудили и сказали, что дом в огне. Их покровитель и кормилец мог взирать на них с симпатией, но больше ему ничего не оставалось.

Жером, танцевавший, блудивший, игравший на сцене и делавший долги в своей показной столице Касселе, был первым из Бонапартов, который узнал полную правду о российской катастрофе. Находясь ближе к главному потоку беженцев, чем его братья или сестры, он был осведомлен о происшедшем вскоре после того, как Наполеон проехал через Варшаву по пути домой. Сразу же раскрылись лучшие черты характера Жерома. Каролина могла бы использовать такую возможность, чтобы изводить своего ненадежного мужа разнообразными придирками, но Жером, почти во всех отношениях никудышный, эгоистичный, самодовольный глупец, вышел из этого длительного кризиса как человек, более достойный короны, чем кто-либо из его братьев и сестер. Как только он услышал, что Наполеон покинул армию под Сморгонью, он послал курьеров, чтобы перехватить его, но Наполеон отказался прервать свою поездку. У него не было времени для получения советов от младшего брата или для проявления симпатий к нему. Ему было важно добраться до Парижа, прежде чем подлинные размеры катастрофы станут достоянием публики. Вестфалия, как союзник, исчерпала свои возможности.

С тех самых пор, как Жером сложил с себя обязанности командира и вернулся в свою столицу, он вел себя как опозоренный сын, скрывающий свой стыд в вихре удовольствий. Он перенес свое внимание на множество новых любовниц, втянул свою страну в новую задолженность, стал продвигать план строительства оперного театра в Касселе и запустил руку в сундук местной армии, чтобы нанять дорогостоящую труппу певцов, которые должны были появиться на сцене в вечер открытия нового театра. Теперь эта затея закончилась или почти закончилась. Новый год в Касселе всегда был периодом развлечений с целым раундом маскарадов, банкетов, спектаклей и карнавалов, в которых король, королева и придворные играли ведущие роли. Но во время карнавального сезона 1813 года в Касселе было очень немного приемов, так как каждый человек там знал, что если даже Франция и выживет, то с Вестфалией будет покончено. Казаки, а за ними и царские армии двигались в западном направлении, а Кассель лежал у них на пути. Наполеон, работавший в Тюильри по восемнадцать часов в сутки, прилагал титанические усилия, чтобы создать и оснастить новую армию, заменив сотни тысяч потерянных в России. Он срочно рекомендовал Жерому поспешить с фортификацией Магдебурга, а затем любой ценой удерживать его. В первый и единственный раз за время их взаимоотношений император послал Жерому большую сумму денег еще до того, как она была востребована, не забивая голову заботой о безопасности ее передачи. Но он опоздал со своей импровизацией. Вестфалия была полностью очищена от мужчин, и в стране едва ли хватило бы денег, чтобы заложить фундамент для бруствера или для навесной стены в Магдебурге. 4 марта, менее чем через три месяца после того, как остатки Старой гвардии втащились в зимние квартиры, казаки въехали в Берлин, и Пруссия уже была готова сбросить маску нейтралитета. Шесть дней спустя Жером ради безопасности отослал королеву в Париж.

Пока что времена были опасными, но не безнадежными. Жером, отправивший жену