к контрабанде. В нарушение имперских директив о запрете торговли с Англией он допустил заход в Вестфалию трех сотен телег с английскими грузами. Когда его брат узнал о такой сделке, он послал обычное гневное письмо, но Жером ответил, что, если он не получит финансовой помощи от Франции, его страна не сможет прожить и двух месяцев и что он вполне мог бы отречься от престола и покончить со всем этим. Угроза сработала, и императорское давление на время ослабло. Наполеон отнюдь не хотел заполучить в семье третьего повстанца.

Нехватка денег преследовала Жерома на протяжении всей его жизни, но никогда не мешала извлекать максимум из того, что он мог подзанять. Череда карнавалов, балов и королевских санных выездов продолжала отягощать далеко не богатый двор Касселя. При некоторых зимних пирушках король менял свои одеяния по нескольку раз за вечер и танцевал под звуки кастаньет. В то же время королева Екатерина, которая могла бы отказаться от всех этих забав после своей угрюмой жизни в Вюртемберге, появлялась в костюме то старой еврейки, то американской индианки или крестьянки из Черного леса в окружении красоток двора, одетых как сказочные ведьмы. Жером глубоко верил в значимость своего внешнего вида. Когда бы он и его свита ни отправлялись за границу или ни наносили государственный визит в Тюильри, вестфальцы всегда считались лучше всех одетыми в собравшейся компании. Вестфальские камергеры были в мантиях из ярко-красного бархата с воротничками из золотой ткани, белых атласных кушаках с золотыми кисточками и украшенных плюмажем шляпах, в то время как король носил костюм из отороченного золотом белого атласа и помещал бриллиантовую застежку на свою кожаную шляпу. Сам Жером, будучи повесой, проявлял похвальную терпимость к слабостям других. Так, например, случилось, когда он узнал, что его любовница Бланка Каррега изменяла ему с кавалеристом по имени Марбрей. Впрочем, обстоятельства этого разоблачения должны были бы принести Жерому некоторое удовлетворение, так как Бланка, имевшая не одну любовную связь, была застигнута Марбреем в объятиях солдата из Военного управления. В порыве гневной ревности Марбрей обоих их отстегал кнутом, и крики пострадавшей Бланки дали возможность Жерому заметить ее недостойное поведение. Он утешил ее, отослал Марбрея в вестфальский легион в Испании и изгнал любовника-соперника из своих владений, но Бланке было позволено остаться при дворе. Прошло немного времени, как она снова проявила неверность, на этот раз с братом Екатерины, принцем Вюртембергским, но Жером опять простил ее, попросив изменить свое поведение. Между тем Марбрея вернулся раненым в звании капитана с орденом Почетного легиона, но служба в Испании не смогла усмирить его темперамент, и он устроил другую неистовую сцену на публике, за что и был выслан из страны. Ему удалось отомстить несколько лет спустя, когда империя уже рушилась под напором союзников. Демонстрируя свою симпатию к Бурбонам, он привязал изображение наполеоновского ордена Почетного легиона к хвосту своей лошади.

Скандалы Бланки Каррега вскоре приобрели такую известность, что даже Жером не мог допустить ее пребывания при дворе, и она была отправлена в Швейцарию, где продолжала жить на хорошем довольствии, оплачиваемом ей принцем Вюртембергским. Жером успокоился иначе, и его иногда можно было увидеть покидающим бал в полночь в компании одной из фрейлин его жены, а на следующий день он появлялся с правдоподобным объяснением своего отсутствия.

Дни маскарадов, санных прогулок и постоянных уловок для получения денег по оплате оккупационных войск проходили, однако не только для Жерома. За шесть лет он накопил национальный дефицит, превышавший 14 миллионов франков, и поставил Наполеону около полумиллиона рекрутов при общем населении страны в 2 миллиона. Россия попирала Тильзитское соглашение, открыто торгуя с Англией, были и другие причины для разрыва отношений между двумя деспотами, которые в 1807 году поделили между собой Европу. По всему континенту маршировали солдаты, и столкновение между Россией и Францией было не за горами. К маю 1812 года Наполеон собрал огромную армию в районе Дрездена, и Жерому была предоставлена еще одна возможность добиться военной славы, когда он был назначен по совместительству командующим правого центра и армейской группой, насчитывавшей 600 тысяч человек. Это было намного более ответственное военное поручение, чем те, которые когда-либо выпадали на его долю, и единственное, что сдерживало его удовлетворение, было назначение лишенного юмора плешивого маршала Даву в качестве его партнера. Даву был известен как Железный маршал, и для этого имелись веские основания. Он был первоклассным, совершенно неподкупным солдатом, но Жером его не любил. Незадолго до этого Даву прибыл в Вестфалию, чтобы обеспечить вклад короля в содержание французской армии, и оказался глух к извинениям Жерома. Он, будучи человеком Наполеона, не допускал, чтобы что-либо возникало между ним и долгом. Он вынудил Жерома придерживаться соглашения по ремонту Магдебургской крепости за три миллиона франков, и во время своего пребывания показал себя как исключительно жесткий надсмотрщик. Трудно даже понять, почему Наполеон, величайший психолог, допустил, чтобы эти два человека разделили между собой командование, но он это сделал, и беды оставалось недолго ждать. Через два месяца после принятия командования Жером вновь очутился в немилости и оставался в опале вплоть до «Ста дней».

Книга четвертая

Выжившие

Глава 11

Господа, я ясно вижу, что у вас нет склонности к этой войне…

Замечание Наполеона на военном совете, 1812 год

В свете того, что произошло в западном мире после 1945 года и продолжительной «холодной войны» между двумя блоками с обеих сторон «железного занавеса», интересно бросить взгляд в прошлое, через более чем сто с половиной лет, на взаимоотношения России с остальной Европой и посмотреть, что пришлось говорить Наполеону по поводу кампании, которая предшествовала его падению.

«Та война, — сказал он, и на этот раз он говорил с полной откровенностью, — должна была быть самой популярной в нынешние времена. Это была война здравого смысла и подлинных интересов, война ради безопасности и передышки для всех. Она была миротворческой и предохранительной, действительно европейской и Континентальной. Ее успех мог бы установить баланс сил и создать новые комбинации, с помощью которых за опасностями нынешнего времени последовало бы спокойствие будущего. В этом случае, по моему мнению, для амбиций не было места. Подняв Польшу, которая была краеугольным камнем всей арки, я позволил бы королю Пруссии и эрцгерцогу Австрии или кому-нибудь еще занять трон. У меня не было желания заполучить что-то новое, и я оставлял бы себе всего лишь славу хороших