– Любил. – Он помолчал. – Да, я очень ее любил. Это было очень давно.

– Это не значит, что вы не можете до сих пор горевать по ней.

Они долго сидели в молчании. Потом из-за двери, ведущей в общий дортуар, вновь донесся шум, и Мину, словно очнувшись, сжала пальцы Пита, а затем убрала руку.

– Эмерик сказал – в доме Фурнье было пусто, – произнесла она, инстинктивно почувствовав, что лучше сменить тему.

Пит кашлянул.

– Так и есть. Ни следа мебели, ничего. Накануне вечером квартира была полностью обставлена. Горящий камин, гобелены на стенах, богатая библиотека.

– Он сказал, что у окна была кровь. Это правда?

– Правдивее не бывает. Эмерик – парнишка наблюдательный. У него все задатки отличного солдата. Зоркий глаз, отвага, острый ум.

– Мой отец предпочел бы видеть его человеком благородных занятий или ученым. Отчасти поэтому он и отправил его сюда, в Тулузу. Отцу сложно смириться с тем, что у Эмерика не лежит душа к книгам.

– Эмерик должен сам выбрать свой жизненный путь, – сказал Пит. – Как и каждый из нас.

Их негромкий разговор был прерван криками за стеной. Пит подошел к двери и выглянул наружу.

– Вам надо идти, – сказала Мину. – Я и так уже слишком долго злоупотребляю вашим временем.

– Ничего страшного, переживут они еще немного без меня. Я хотел бы спросить вас еще кое о чем.

Она поколебалась, потом ответила в точности его же собственными словами:

– Нет такого вопроса, на который я бы вам не ответила.

– Что ж, мы с вами и впрямь очень похожи. В тот день в Каркасоне… почему вы были так уверены в моей невиновности? Почему помогли мне скрыться?

Мину не раз задавала себе этот вопрос. Почему она – всегда жившая своим умом и никогда ни на кого не оглядывавшаяся – так безоговорочно поверила в этого незнакомца?

Который, ко всему прочему, оказался еще и гугенотом.

Девушка в двух словах рассказала ему о странном посетителе, который явился в их лавку, о том, как на следующее утро она обнаружила под мостом его тело прежде, чем зазвонил набат, и как отреагировал ее отец, когда узнал об этом.

– Так что я сделала вывод, что вы никак не могли быть к этому причастны. Каким образом поиски убийцы Мишеля могли начаться еще до того, как он погиб?

– Это очень скверная новость, – произнес Пит.

Мину захлопала глазами:

– А я-то думала, что мои слова вас успокоят. Если придется свидетельствовать в суде, я буду говорить в вашу защиту. Обвинение рассыплется.

– Дело не в этом, – вздохнул Пит. – Просто я до этой самой минуты не знал, что тогда убили Мишеля.

– Вы с ним знакомы?

– Мы с Мишелем вместе воевали в армии принца Конде, но потом наши пути разошлись. До того дня в Бастиде я не видел его лет пять. Он был благородный человек.

– Это была случайная встреча? Столько лет спустя?

– Ее устроило третье лицо. Мне тогда показалось, что Мишель пребывает в состоянии такого душевного смятения, какое никак нельзя было объяснить делом, которое свело нас вместе. Он ушел до того, как наше дело было завершено. Я думал последовать за ним, но решил все же не ходить. Теперь я горько об этом сожалею.

– Он приходил в лавку в поисках моего отца как раз в тот самый день.

– Видимо, с нашей встречи он направился прямиком к вам. Ваш отец не говорил, откуда он знал Мишеля?

– Нет. Я спрашивала, но он уклонился от ответа.

Пит тяжело вздохнул:

– Не глупо ли, Мину, что на фоне всех событий последних суток, на фоне всех страданий, свидетелями которых мы стали, меня так поразила гибель одного-единственного друга?

– Это правильно, что вы горюете по Мишелю, – негромко произнесла Мину. – Стоит только равнодушно отнестись к какой-нибудь одной смерти, не успеем мы оглянуться, как очень скоро утратим всякое сострадание вообще.

– Я был солдатом.

– Но в то же время вы человек, который оплакивает утрату друга. Вы товарищ, сын… а может, и муж тоже?

Пит бросил на нее быстрый взгляд и улыбнулся:

– Нет, не муж.

В следующее мгновение они каким-то образом оказались очень близко друг к другу. Его плечо прижималось к ее плечу. Мину обдало жаром. Она чувствовала каждую его жилку, каждый мускул, почти соприкасающиеся сквозь их запыленные одежды. Мину закрыла глаза, отдавая себе отчет в том, что это чувство наконец и есть желание.

Потом его ладонь властно легла на ее затылок. Их пальцы сплелись и губы соприкоснулись. Поначалу целомудренно, затем со страстью, от которой у Мину перехватило дыхание.

Вкус сандалового дерева и миндаля.

Пит отстранился первым.

– Простите. Я не должен был позволять себе такие вольности.

Мину посмотрела ему прямо в глаза.

– Вы не взяли ничего такого, что не было вам отдано добровольно, сударь, – произнесла она, пытаясь унять бухающее в груди сердце.

Потом положила ладонь ему на локоть, и Пит накрыл ее своей рукой.

Внезапно до них донеслись взволнованные голоса и чьи-то тяжелые шаги, приближающиеся к двери, и влюбленные поспешно отскочили друг от друга.

– Нельзя, чтобы меня здесь видели, – запаниковала Мину.

– Скорее! – Пит протянул ей плащ. – Прячьтесь за дверь.

Дождавшись, когда Мину укроется за дверью, он вытащил кинжал и вышел в дортуар, готовый встретить нежданного гостя, кем бы тот ни был.

– Ну наконец-то! Я повсюду тебя разыскивал.

– Маккон, ты бы хоть дал знать, что это ты идешь! Ни разу тебя тут раньше не видел. – Пит убрал свой клинок в ножны. – Я мог тебя прирезать.

– Мы пришли сообщить тебе, что они согласились сесть за стол переговоров.

– Мы?

– Эти джентльмены, – сказал Маккон, переходя с английского на ломаный французский. – Наши товарищи из Каркасона. Они говорят, что ты их знаешь.

Мину, подглядывавшая в щелку между дверью и косяком, увидела, как плечи Пита напряглись.

– Кромптон. Я не знал, что вы в Тулузе.

Мину, к изумлению своему, узнала молодого человека, который стоял рядом с Кромптоном. Лицо без намека на бороду, короткий желтый плащ и шоссы, – она видела его во дворе дядиного дома. Внезапно девушка вдруг вспомнила, почему он показался ей знакомым: это был тот самый юнец, который распевал серенады и декламировал пьяные стихи на улицах Триваля в Каркасоне, пока ему на голову не вылили ведро помоев.

– О, Деверо, вы тоже тут? – удивился Пит.

Тот коротко поклонился:

– Сударь.