Как и все, кто стремится к величию, Валентин жаждет оставить свой след на этой бренной земле. Быть увековеченным в памятниках и камне, в то время как обычные люди, преданные забвению, будут лежать в безымянных могилах. Я помогу возвеличить его. Знатная покровительница пойдет ему на пользу.

Столкновения на улицах вокруг собора прекратились, хотя ночную тишину нарушают шум беспорядков и грабежей. Мой любовник снова придет ко мне сегодня ночью, как бы он ни пытался сопротивляться. Его пыл не даст ему покоя.

Но вернемся к вопросу, который меня занимает. Следует ли мне рассказать ему о ребенке, прежде чем я покину Тулузу? Когда его желание будет утолено, стоит ли мне положить его руку к себе на живот, чтобы он узнал о новой жизни, которую он зародил внутри меня и которая с каждым днем все настойчивей дает о себе знать?

Вплоть до захода солнца я буду молиться о том, чтобы Господь дал мне знак. Господь милостив. Господь любит тех, кто Ему служит.

Тулуза

Пятница, 3 апреля

Мину парила высоко над землей, покоясь на чьих-то мягких, точно пух, ладонях в бескрайнем голубом небе, и все вокруг было полно света. Она чувствовала себя невесомой и безмятежной и не испытывала ни страха, ни боли.

– Kleine schat, – ворвался мужской голос в сияющее безмолвие.

Затем какая-то женщина прошептала:

– Она приходит в себя, месье.

Мину почувствовала, как чьи-то руки осторожно поправляют покрывало у нее под головой. Прежде чем распрямиться, женщина шепнула ей на ухо:

– Он все это время ни на минуту от тебя не отходил.

– Вот, держите, это вам за беспокойство. Благодарю вас.

Мину почувствовала, как ее подхватила под спину чья-то сильная рука.

– Сидеть можете? Осторожно, не шевелите левым плечом, а не то…

Мину оперлась левой ладонью о пол, отчего всю руку мгновенно пронзила острая боль, и вскрикнула.

– …будет больно!

– Это было неприятно.

– У вас сильный ушиб, но перелома нет. Вам повезло.

– Повезло?!

Мину медленно открыла глаза и увидела, что ноги прикрыты ее же собственным плащом, а левая рука примотана к груди белой хлопковой косынкой.

Она повернула голову. Рядом на невысоком сундуке сидел Пит, одетый в простую одежду. Куртка расстегнута, волосы того самого странного угольно-черного цвета. Так близко, что она чувствовала тепло его дыхания.

Он улыбнулся:

– Я бы именно так это и назвал, да. Вот настолько бы левее – и вам раскроили бы череп. Что побудило вас броситься в гущу драки?

Мину нахмурилась:

– Там была девочка, она стояла на коленях посреди улицы, а повсюду вокруг нее дрались. Она не…

– Она у нас. Ей ничто не угрожает.

– У меня есть сестренка, Алис, – произнесла Мину, чувствуя необходимость объяснить свои действия. – Она примерно такого же возраста…

– Ох, Мину, – произнес он полуласково, полуукоризненно, и она почувствовала, как затрепетало ее сердце.

– Вы помните мое имя?

Его глаза озорно сверкнули.

– Ну разумеется. Мы же с вами договорились, что оно будет моим талисманом, помните?

– Ах, ну да. – Мину прикрыла глаза. – Она молилась, Пит. Посреди всего этого безумия эта малышка молилась. Она верила, что Бог спасет ее.

– Не сочтите меня за еретика, мадемуазель Мину, но это вы спасли ей жизнь. А вовсе не Бог.

– А вы спасли мою. Спасибо вам за это.

– Я всего лишь вернул вам долг. Если бы не ваша помощь тогда, в марте, я сейчас томился бы в тюрьме в Каркасоне.

Внезапно смутившись, Мину уселась. Каждый мускул ныл в ее теле.

– Моя тетушка тоже попала в сегодняшние волнения. Думаю, ее увели до того, как началось все самое худшее, но мне хотелось бы удостовериться, что она не пострадала.

– Не сегодняшние, а вчерашние, – засмеялся Пит. – Сегодня пятница. Вы пробыли без сознания много часов.

У Мину голова пошла кругом.

– Не может этого быть! Мой брат и моя тетушка наверняка места себе не находят от беспокойства за меня! Мне нужно идти.

Девушка попыталась подняться, но на нее накатила такая волна тошноты, что она немедленно опустилась обратно.

– Вам сейчас нельзя никуда идти, даже если бы вы достаточно окрепли, – сказал Пит. – На улицах слишком опасно. Мы ждем объявления перемирия.

Мину вновь попыталась встать на ноги:

– Но мне нужно идти.

– Даю вам слово, как только будет безопасно, я сам отведу вас домой. А пока вам нужно набираться сил. Вот. – Он протянул ей кубок с вином. – Это пойдет вам на пользу. Как зовут вашу тетушку? Я наведу справки.

– Буссе, – ответила Мину. – Сальвадора Буссе.

Пит помрачнел.

– Буссе, – повторил он.

– Вы с ней знакомы? – встрепенулась Мину.

– Нет, но если это та самая семья, я знаком с ее мужем. Я скоро вернусь.

Когда Пит ушел, Мину принялась осматриваться. Она находилась в небольшой передней с голыми белеными стенами. Вдоль одной из них тянулась полка, уставленная массивными гроссбухами, под которой располагался длинный стол, заваленный бумагами, чернильницами и перьями. Рядом с деревянными счетами лежала раскрытая конторская книга. Пол расчерчивали квадратики света, который просачивался сквозь витражное окно с противоположной стороны.

Пит оставил дверь приоткрытой, и сквозь щель Мину могла разглядеть длинную и широкую комнату, больше похожую на общую спальню в какой-нибудь монастырской школе. Пространство вдоль одной стены было разбито на закутки, отделенные друг от друга тяжелыми красными занавесями. В каждом стояла кровать с низеньким стульчиком в изножье и отдельный сундук. В центре помещения были устроены импровизированные койки, а также прямо на выложенном плиткой полу расстелены серые и голубые одеяла, на которых лежали раненые. Многие, как и она сама, были в бинтах и повязках. Мину видела женщин, снующих туда-сюда с тазами с водой и кипами белых муслиновых бинтов для перевязки.

– Мадам Буссе сюда не приводили, – сказал Пит, вернувшись обратно в переднюю и прикрыв за собой дверь. – И думаю, вряд ли приведут, но я попросил, чтобы мне передали, если кто-нибудь что-нибудь услышит про то, что она здесь.

– Спасибо, – поблагодарила Мину. – Что это за место?

– Maison de charité на улице Перигор.

Она улыбнулась, потому что, разумеется, не раз проходила мимо. Единственный протестантский дом призрения в Тулузе, расположенный по соседству с коллежем гуманитарных наук, был одним из тех заведений, закрытия которых добивался ее дядя.