По мере того как тренировки продолжались, моя ярость не утихала, а, наоборот, нарастала.

Я не удивился, когда тренер Морган подозвал меня к себе, выражение его лица было суровым и вопросительным. "В чем, черт возьми, твоя проблема, Кеннеди?" — потребовал он, и его голос эхом разнесся по льду. "Я думал, мы уже говорили об этом".

Я стояла молча. Моя челюсть была сжата, а глаза устремлены куда-то вдаль, избегая взгляда Моргана.

Терпение Моргана, казалось, истощилось. "Ладно, не хочешь говорить? Тогда давайте посмотрим, что у вас есть". Он жестом приказал команде очистить лед. "Только ты и я. Кто первый забьет, тот и победил".

Я начал движение с шайбой, в моей голове крутился вихрь эмоций. Когда я двинулся вперед, Морган использовал свой опыт и физическую силу, его тело с силой прижало меня ко льду. Он воспользовался моментом, быстро отобрал шайбу и забил гол.

Я на мгновение застыл на месте, холод льда проникал сквозь мою форму.

"Я не знаю, что, блядь, произошло, но будь, блядь, мужиком и признай это", — сказал он. "Не прячься за этой пиздатой отговоркой, что ты — свой отец".

Я посмотрел на Моргана, и впервые в жизни меня осенило: Я не был своим отцом.

Не был.

Мне нечего доказывать кому-либо, особенно себе.

Но что за эмоции?

Я вел себя как он.

Потому что я так решил.

Но я не была беспомощна.

Я тоже могла выбрать не вести себя как он.

Когда я проходил мимо шкафчиков, Майкл догнал меня. "Ты в порядке, Леви?" — спросил он, и в его голосе прозвучала искренняя забота.

Я не мог заставить себя ответить. Слова были бесполезны, они не могли передать бурю внутри меня. В порыве ярости я набросился на него, и мой кулак ударился о шкафчик. Удар отозвался в моей и без того травмированной руке, усиливая боль. Это был глупый, импульсивный поступок, но только так я мог выразить то потрясение, которое не могли передать слова.

"Он чертов псих, — пробормотал Дэмиен с ухмылкой.

Да пошел он.

К черту их всех.

Не обращая внимания на боль и обеспокоенные взгляды товарищей по команде, я миновал душевые и направился прямиком в свое общежитие. Мне нужно было уединиться, разобраться с хаосом в голове. Но, открыв дверь в свою комнату, я обнаружила там человека, которого меньше всего хотела видеть, — свою мать. Ее присутствие мгновенно испортило мне настроение.

Она сидела с выжидательным видом, словно ожидая, что я что-то скажу. Но мне нечего было ей сказать, не тогда, когда в моей голове царила путаница из гнева, растерянности и обиды.

Я стоял в дверях, моя раненая рука пульсировала. Вселенная словно сговорилась довести меня до предела, проверяя, сколько я смогу выдержать, прежде чем сломаюсь. И в этот момент, стоя в дверях своей комнаты, я чувствовал, что нахожусь в опасной близости от этого предела.

"Что ты здесь делаешь?" спросила я, в моем голосе звучало раздражение.

"Разве мать не может прийти навестить своего любимого сына?" — ответила она с ноткой сарказма в голосе.

Я усмехнулся. "Я твой единственный сын".

Она посмотрела на меня с выражением озабоченности. "Я собираюсь на игру сегодня вечером и хотела проверить, как ты", — сказала она.

"Я не передумал откладывать", — категорично заявил я, пресекая все доводы, которые она могла бы привести.

Она поджала губы — знак, который я слишком хорошо узнал. "Я знаю это", — сказала она. "Я здесь не для этого. Но я обеспокоена. Ты оставил свою комнату в общежитии незапертой. Любой мог зайти и взять что-нибудь".

Я не мог удержаться от язвительности. "Что у меня есть такого, что может понадобиться кому-то? Отцовский клинок?" Я закатила глаза.

"Ты — выбор номер один на драфте, Леви, независимо от того, играешь ты сейчас в НХЛ или нет", — напомнила она мне, ее тон немного смягчился. "Я просто хотела проверить, как ты, но вижу, что у тебя одно из твоих настроений". С этими словами она встала, чтобы уйти.

После ее ухода я лежал, глядя в потолок и стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в руке. Я был в растерянности — чувство, к которому я не привык. Впервые за долгое время я не знал, что делать.

Как только дверь закрылась, я вздохнула. Часть меня была разочарована тем, что мама так быстро ушла. Я был готов выплеснуть весь свой сдерживаемый гнев и враждебность, использовать ее как выход для кипящего во мне разочарования. Но на этот раз даже она отказалась вступать со мной в контакт.

Никто, кроме меня самого.

По крайней мере, я знал, что заслужил это.

27

Минка

“Ты не обязана это делать, знаешь ли".

Я взглянула на Брук, а затем перевела взгляд обратно перед собой. Это было так странно, насколько я изменилась, и в то же время ничего во мне не изменилось. Я боялась, что все узнают о случившемся, но никто даже не взглянул на меня.

Это было… приятно.

И не очень.

"Да, я знаю", — тихо сказала я, прижимая книги к груди.

"Ты уже вернулась к Сойеру", — заметила Брук, жестикулируя руками. "Что еще попросит от тебя дядя?"

Я не знала.

Это зависело от того, узнает ли он вообще.

Но я не хотел давать ему повод думать, что я сделал что-то не так.

"Я не знаю", — сказала я. "Это не имеет значения. Мой дедушка дал мне команду. Он… он действительно думал, что я справлюсь с этим. И я не собираюсь все испортить, потому что я был идиотом".

"Ты имеешь в виду, потому что Леви — мудак, который воспользовался тобой?" спросила Брук сквозь стиснутые зубы.

Я покачала головой. "Нет", — сказала я. "Я не могу его винить. Может, он и воспользовался мной, но… я