Наконец, когда вода остыла, я выключила душ и вышла, завернувшись в полотенце. Я глубоко вздохнула, глядя на свое отражение в запотевшем зеркале. Девушка, смотревшая на меня, была знакомой и в то же время изменившейся, в ее глазах отражалась вновь обретенная решимость. Пришло время встретить день с силой и самообладанием, которые не скрывали скрытых под ними волнений.

Я высушилась и оделась, пытаясь стряхнуть с себя все это. Это был мой выбор, мои ошибки. Я не мог жалеть себя.

Но стоило мне выйти из купальни, как я увидел Брук, которая ждала меня у двери, выражая нетерпение и беспокойство.

Глаза Брук остановились на моих, сузились и стали проницательными, как всегда. "Что случилось?" — потребовала она. "Что случилось, Минка?"

Я пыталась сохранять самообладание, старалась держать фасад, который решила надеть. Но груз эмоций, которые я сдерживала, был слишком велик. Когда в голосе Брук прозвучала забота, плотина прорвалась, и я расплакалась, слезы потекли по лицу в безмолвном, отчаянном порыве.

Не говоря ни слова, Брук начала действовать. Она быстро схватила мои ключи, отперла дверь и завела меня внутрь. Она закрыла за нами дверь, обеспечив наше уединение. Безопасность и привычность моей комнаты в сочетании с присутствием Брук казались мне убежищем, единственным местом, где я мог хоть на мгновение ослабить бдительность.

Брук не стала сразу же требовать от меня ответов. Вместо этого она просто стояла рядом, предлагая молчаливую поддержку, плечо, на которое я мог опереться в момент своей уязвимости. Ее присутствие было успокаивающим напоминанием о том, что я не одна, что, несмотря на боль и роль, которую я должна была сохранять, у меня есть кто-то, кому не все равно, кто-то, кто будет рядом со мной в бурю.

"Пойдем", — мягко сказала Брук, положив одну руку мне на спину и подведя к кровати. "Давай сядем и…"

"Нет!" огрызнулась я. Я втянула воздух. "Прости, я… я не буду сидеть здесь".

Брук перевела взгляд на смятые простыни, а потом заметила маленькие розовые капельки крови. На ее лице промелькнуло выражение озабоченности. "Минка, ты…"

"Нет", — быстро перебила я, мой голос дрожал. "Я хотела…" Но слова застряли у меня в горле, и я снова заплакала, слезы молчаливо свидетельствовали о моем смятении и обиде.

"Я хочу помочь, Минка, но я не могу, если не понимаю и не знаю, что произошло". Голос Брук был мягким, полным заботы.

Сделав глубокий вдох, я наконец-то выпустила все наружу, рассказав Брук обо всем. О том, как Леви был незнакомцем, как он помог мне почувствовать себя свободной, дал мне ощущение, что я наконец-то делаю свой собственный выбор, живу для себя, а не для того, чтобы оправдать ожидания или заработать что-то. Но для него все это было ложью, игрой.

Брук крепко обняла меня. "Это была не ложь, Минка", — яростно сказала она. "Эти чувства не обманывают тебя. Они были твоими. Ты сделала этот выбор, даже если Леви не сказал тебе своего имени. Не сомневайся в себе".

Ее слова должны были успокоить, но в моей груди поселилась тяжесть. Как бы мне ни хотелось принять эту свободу, поверить в эти чувства, я знала, что не могу.

"Но я не могу быть тем, кем хочу быть, Брук", — прошептала я, качая головой. "Я не знаю, что планирует сделать Леви, каков его план, но я знаю, что ничего хорошего в этом нет. Я должна взять на себя ответственность, встать в строй, пока он не сделал что-то, что разрушит все… Если уже не сделал".

"Что ты собираешься делать?" — тихо спросила она, ее глаза искали в моих ответ, в котором я не был уверен.

Я замер на мгновение, погрузившись в раздумья. Наконец я принял решение, которое было похоже на отказ от части себя, но все равно было необходимым. "Брук, ты можешь принести мне мой телефон?" спросила я, мой голос был более твердым, чем я чувствовала. "Мне нужно позвонить Сойеру".

Брук кивнула, и я была благодарна ей за то, что она не стала расспрашивать меня или давать свои советы. Сейчас мне нужен был друг. Она протянула мне телефон, ее рука на мгновение задержалась в знак молчаливой поддержки.

Взяв телефон в руки, я почувствовала всю тяжесть принятого решения. Позвонить Сойеру было равносильно закрытию двери в ту свободу, которую я вкусила.

Но это был ответственный выбор, выбор, который защитит наследие и команду, которые так много значили для моей семьи и для меня.

"Алло?" — спросил он своим низким, ровным голосом. "Минка?"

"Привет", — сказала я. "Нам нужно поговорить".

26

Леви

Я вошел в свою комнату в общежитии и закрыл за собой дверь; звук эхом разнесся по помещению. Стены, которые раньше казались мне убежищем, теперь казались тюрьмой. Я опустился на пол, прижавшись спиной к двери, охваченный бурей эмоций, которые не мог контролировать. Минка словно проникла в мою грудь и разорвала мое сердце. Каждый миг, проведенный с ней, каждый взгляд и слово — все это казалось таким ценным, таким болезненно значимым.

Я попытался вызвать в себе гнев, жгучее желание отомстить, которое двигало мной все это время. Но даже здесь, вдали от нее, наедине с тишиной своей комнаты, я не мог получить к ней доступ. Я словно проникал в пустоту, где раньше была ярость. Я пытался ненавидеть ее за это, винить ее в этом смятении, в этом ослаблении моей решимости.

Но на самом деле я не мог.

Ненависть, гнев — все это ушло, сменившись чем-то более глубоким, тем, что я уже не мог отрицать.

Осознание этого поразило меня, как физический удар: Она была мне небезразлична. Это было не просто мимолетное влечение или часть какой-то извращенной игры. Минка Мэтерс была мне небезразлична, причем по-настоящему и до ужаса. Более того, я хотел ее — не из каких-то скрытых побуждений, не для того, чтобы контролировать или манипулировать. Я хотел ее, потому что мне искренне нравилось быть с ней. Ее смех, ее сила, ее моменты уязвимости — все это притягивало меня, привязывало к