– Да вы же в этом деле ровно ничего не понимаете, тольконатрете себе на руках мозоли и прогорите. Тоже мне столыпинские отрубники! –прибавил он с улыбкой.

Петя заметил, что за последнее время Гаврик любой вопроссводил к политике.

– Да, но что же было отцу делать? – сказал он сраздражением.

– Что делал, то и делать. Учить людей наукам. Учитель долженучить.

– А если запрещают?

– Ну, брат, учить людей не запретишь.

– Каких людей? Где они?

– Нашлись бы, если поискать, – уклончиво сказал Гаврик. –Ну, давай заниматься дальше.

Иногда после занятий Петя шел немного проводить Гаврика и,бывало, провожал его до самых Ближних Мельниц. По дороге они многоразговаривали, и Гаврик уже не был так скрытен, как раньше. Петя узнал, что вгороде существует комитет Российской социал-демократической рабочей партии,состоящей из беков и меков. Беки – это большевики, а меки – меньшевики. Междуними идет размежевание. Терентий и вся его компания принадлежат к бекам.

В Праге недавно кончилась партийная конференция, где тот жесамый Ульянов, он же Ленин, он же Фрей, которому через Петю посылали письмо,победил меков, и теперь есть настоящая революционная партия рабочего класса.

– А революция будет? – спросил Петя, вспомнив мадамВасютинскую, ее страшные глаза, бегающие, как у сумасшедшей.

– Все будет, – сказал Гаврик. – Дай только соберемся ссилами. Будет вам и белка, будет и свисток.

Однажды он вытащил из кармана грязный полотняный мешочек,наполненный чем-то тяжелым, и повертел перед Петиным носом.

– Видал? – сказал он, подмигивая.

– Что это? Ушки? – спросил Петя с удивлением. Он никак непредполагал, что Гаврик до сих пор может заниматься подобными глупостями.

– Ага, – утвердительно сказал Гаврик. – Может, сыграем? – Иглаза его лукаво сощурились.

Петя протянул руку:

– А ну, покажи.

– Не лапай, не купишь, – строго сказал Гаврик и спряталмешочек за спину.

Петя понял, что это не ушки, а что-то совсем другое.

– Это, наверно, такие самые ушки, от которых когда-то чутьне взорвалась вся наша кухня, – сказал Петя, вспомнив, как подпрыгнули на плитекастрюли и как повисла прилипшая к потолку лапша.

– Не совсем такие, но вроде, – сказал Гаврик, которому,видимо, очень хотелось похвастаться, но он никак не мог решиться. – Еще, брат,посильнее!

– Покажи! – взмолился Петя, сгоравший от любопытства.

– Только не сейчас.

– А когда же?

– Не будь таким любопытным, – сказал Гаврик и спряталмешочек глубоко в карман штанов.

Петя обиделся и больше уже не просил – всю дорогу молчал.

Но когда друзья дошли до депо, Гаврик завел Петю за угол;оглянувшись по сторонам, вынул мешочек и развязал его зубами. Он высыпал что-тона ладонь и протянул к глазам Пети. Это были какие-то металлические палочкиштифтики, – от которых сильно пахло типографией.

– Литеры, – таинственно сказал Гаврик.

Петя не понял.

– Типографский шрифт. Буквы.

До сих пор Петя еще никогда не видел настоящеготипографского шрифта. Правда, в детстве ему однажды подарили игрушечнуютипографию «Победа» жестяную плоскую коробочку, в которой помещались несколькодесятков резиновых букв и подушечка, пропитанная штемпельной краской.Вытаскивая буквы особыми железными щипчиками, можно было набрать несколько слови получить неровный лиловый отпечаток с полосками между строк. Но это было,конечно, совсем не то.

– И ты сам умеешь набирать и печатать? – спросил Петя.

– Спрашиваешь!

– И будет так же точно, как в газете?

– И будет так же точно, как в газете.

– А ну, набери что-нибудь.

– Что-нибудь набрать? – спросил Гаврик и задумался. – Нуладно, что-нибудь наберу. Только пойдем подальше.

Они обогнули депо, пролезли под товарными вагонами, сбежаливниз с высокого железнодорожного полотна и очутились в глубоком кювете,поросшем сухим, прошлогодним бурьяном. Здесь они сели на землю, и Гаврик, вынувиз кармана стальную штучку с медным зажимом, которую назвал «верстатка»,довольно быстро стал складывать литеры в длинную строчку.

Потом он достал огрызок карандаша и натер буквы графитом. Онснова порылся в своих бездонных карманах, вынул кусок чистой газетной бумаги,приложил к ней набор и постучал по ней кулаком.

– Готово! – И он протянул Пете бумажку, не выпуская ее,впрочем, из пальцев.

«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» – прочел Петястранные слова, слабо, но четко оттиснутые на бумаге настоящими газетнымибуквами.

– Что это? – спросил Петя, восхищенный ловкостью ибыстротой, с которой Гаврик все это проделал.

– А вот то самое, – сказал Гаврик и, разорвав бумажку нашестнадцать частей, пустил клочки по ветру. – Но имей в виду! – строго прибавилон и поднес к Петиному лицу указательный палец, пахнущий керосином.

– Можешь не сомневаться.

Гаврик вплотную подошел к Пете и, дыша ему в ухо, быстропрошептал:

– Я этого шрифта уже накрал пятнадцать мешочков.

В конце марта тете наконец удалось довольно выгодно передатьквартиру. Теперь нужно было спешно вывозить куда-нибудь обстановку ипереезжать. Посоветовавшись с Терентием, Гаврик предложил, для того чтобы нетратиться на мебельный склад, пока что перевезти мебель к ним на БлижниеМельницы, в сарайчик, где до окончания экзаменов мог бы поселиться и Петя.

Это было очень удобно, и тетя согласилась. Сама же онавместе с Павликом решила на это время переехать к своей старой институтскойподруге.

И вот в один прекрасный день во двор въехали две пароконныеподводы, так называемые платформы, и из квартиры Бачей стали выноситьобстановку.