Равнодушие общества к судьбе Василия Петровича было темболее понятно, что как раз в это время в Киеве произошло убийство Столыпина,всколыхнувшее всю Российскую империю. В одних оно вселило ужас, в другихвозбудило какие-то смутные, весьма неопределенные надежды. В течение месяца всетолько и говорили что о «выстреле Багрова» и были уверены, что в воздухе сновазапахло «революцией», хотя и знали, что Столыпина застрелил свой же охранник ивряд ли это имеет какое-нибудь отношение к революции.

– Все-таки, Василий Петрович, что-то надо предпринимать, –сказала однажды тетя решительно. – Дальше так продолжаться не может.

– Что же вы предлагаете? – устало сказал Василий Петрович.

– У меня есть один план, только не знаю, как вы на негопосмотрите. Дело в том, что возле дачи Ковалевского есть небольшой прелестныйхуторок… – вкрадчиво начала тетя.

– Ни за что! – решительно крикнул Василий Петрович.

– Подождите, – мягко продолжала тетя. – Вы мне даже не даетедоговорить.

– Ни за что! – еще более решительно отрезал отец.

– Но позвольте…

– Ах, боже мой, – раздраженно поморщился Василий Петрович, –я знаю все, что вы мне скажете!

– Нет, вы не знаете.

– Знаю. Но это все чепуха на постном масле. А вы простофантазерка. И не будем больше об этом говорить. Наконец, где мы возьмем деньги?– прибавил Василий Петрович уже не так решительно.

– Денег почти не надо. Может быть, самую малость.

– Ни за что! – отрезал Василий Петрович.

– Но почему же?

– Потому что я принципиально не признаю собственности наземлю, и вы меня никогда не заставите быть собственником. Земля принадлежитбогу. Да, богу и народу, который ее обрабатывает. И я не желаю. Вот вам весь мойсказ! И вообще все это одни беспочвенные фантазии.

Тетя терпеливо подождала, пока Василий Петрович выговорится,а потом кротко сказала:

– Я вас выслушала, а теперь выслушайте меня. В конце концовэто неучтиво – перебивать человека на полуслове.

– Сделайте одолжение, говорите все, что вам угодно, асобственником я никогда не буду и не желаю. И вот весь мой сказ!

– Во-первых, собственником быть необязательно. МадамВасютинская согласна отдать хуторок в аренду. Во-вторых, мы ей можем сначалазаплатить не более того, что мы вообще платим в городе за квартиру, а остальныеденьги будем вносить по мере реализации урожая.

Услышав эти столь дикие в устах тети слова – «по меререализации урожая», Василий Петрович снова вскипел:

– Ах, вот как! Что ж это, позвольте вас спросить, зареализация и что это за урожай такой?

– Вишни, черешни, груши, яблоки, виноград, – сказала тетя.

– Так это что же… значит, вы предлагаете мне торговатьфруктами?

– Почему бы и нет?

– Ну, знаете… – не находя слов, сказал Василий Петрович иразвел руками.

– Мы можем получить большую выгоду, и дела наши сразупоправятся, – не обращая внимания на нетерпеливые жесты Василия Петровича,сказала тетя.

– Так почему же в таком случае, черт возьми, эта ваша мадамВасютинская не желает пользоваться сама всеми этими выгодами?

– Потому что она старая, одинокая дама, и она уезжает заграницу.

Василий Петрович фыркнул:

– Старая, одинокая дама-бездельница уезжает за границу ихочет повесить нам на шею все свои заботы, не так ли?

– Как вам угодно, – сухо сказала тетя, не отвечая напоследний вопрос. – Я думала, что вам понравится моя идея нанять прелестныйхуторок недалеко от города, в степи, рядом с морем, обрабатывать землю и, таксказать, кормиться своими руками и быть, по крайней мере, независимыми. Этовполне в вашем духе. Но если вы не хотите…

– Не хочу! – упрямо сказал Василий Петрович, и тетяпрекратила дальнейший разговор.

Она достаточно хорошо изучила характер своего бофрера, длятого чтобы не понять, что на сегодня хватит. Пусть он придет в себя и немножкоподумает один.

– Все-таки вы большая фантазерка, – сказал через несколькодней Василий Петрович. – Я заметил, что вас всегда увлекают ложные идеи:сдавать внаем комнаты, отпускать дешевые домашние обеды и… и так далее. Ивсегда из этого ничего не получается.

– А теперь получится, – спокойно сказала тетя.

– Все это фантазии, – сказал Василий Петрович.

Тетя не отвечала, и разговор сам собой прекратился.

Прошло еще несколько дней, и Василий Петрович сказал:

– Наивно думать, что у нас хватит физических сил, чтобыподнять такое хозяйство.

– Хозяйство совсем не большое, – сказала тетя, – всего пятьдесятин, и прибавила с тонкой улыбкой: – Во всяком случае, я думаю, этонисколько не труднее, чем таскать в порту мешки.

– Не остроумно, – сказал Василий Петрович, слегка краснея.

Разговор опять прекратился, но теперь тетя наверное ужезнала, что Василий Петрович скоро сдастся. Она не ошиблась.

Тетина идея постепенно и незаметно овладела воображениемВасилия Петровича. В конце концов идея была вовсе не так наивна, в ней быломного здравого смысла. Больше того: она втайне очень нравилась ВасилиюПетровичу, так как отвечала его взглядам на жизнь, постепенно сложившимся запоследнее время, особенно после Швейцарии. Эти взгляды были весьманеопределенные, туманные: странная смесь Жан-Жака Руссо и народничества,хождения в народ и натурального воспитания. Он представлял себе какую-точистую, патриархальную жизнь на лоне природы, независимую от государства.Маленький, цветущий клочок земли, возделанный собственными руками семьи, безприменения наемного труда. Нечто швейцарское, кантональное…

Сейчас его мечта, казалось, близка к осуществлению. Быловсе: и маленький клочок земли, и фруктовый сад, и даже виноградник, чтоособенно усиливало сходство с Южной Швейцарией. Правда, не было гор, но затобыло море, купанье, рыбная ловля. А главное – личная свобода и независимость отгосударства. Какое прекрасное воспитание детей!