– Кстати, о виновных! – оживился адмирал. – Насколько я понимаю ваши процессуальные заморочки, до суда дело доходит, если истец подает соответствующее заявление?

– Да, обычно происходит именно так. Поскольку в вашем случае не было нанесено ущерба муниципальному имуществу и третьим лицам, а имел место только факт хищения…

– Мы можем ограничиться только этим фактом?

Барбара непонимающе нахмурилась:

– Поясните свою мысль, адмирал.

Тоцци откинулся на спинку кресла и соорудил из пальцев замок.

А ведь он волнуется, подумала полковник фон Хайст. Волнуется, но считает недостойным прятать руки от глаз собеседника.

– Видите ли, полковник… Я не назову свою нынешнюю жизнь скучной и пресной: это было бы невежливо хотя бы по отношению к моей племяннице. Но как и у любого старика, у меня весьма ограниченное число развлечений. Те, что были милы в юности, сейчас выглядят слишком рискованными и не приносят душе и телу прежнего тепла, а новыми я обзавестись не успел.

– Вы вовсе не в таком возрасте, чтобы…

– Я именно в том самом возрасте, когда цепко держишься за любую возможность вновь ощутить рядом горячее дыхание жизни.

– Простите, но я все еще не понимаю…

Впрочем, сейчас Барбара лукавила, и даже не слегка. Все она прекрасно понимала, потому что, к своему странному счастью, знала собственного племянника намного дольше, чем адмирал. Хотя и не была уверена, что ей известны все ужимки и прыжки капитана Кейна, посещающие его в критические, а вернее, кретинические моменты.

– В конце концов, украденное – всего лишь вещь. Дорогая, не спорю. В чем-то, возможно, бесценная. Но, с другой стороны, жизнь человека тоже имеет цену. И для меня чаши конкретно этих весов находятся на одном горизонте.

– Вы хотите сказать…

– Я не откажусь принять обратно брегет, если его вернут. Но, если он канет в нетях, плакать не буду. Зачем тратить отпущенное судьбой время на слезы по тому, что заслуживает только улыбки?

Полковник фон Хайст мысленно пообещала надрать племяннику уши. За совращение деву… То есть дедушек.

– Вы собираетесь простить преступление?

– Но не преступника, – улыбнулся адмирал.

– Федерация не поощряет самосуд. В любых формах, – напомнила Барбара.

– Судить я никого не собираюсь, – теперь уже хохотнул Тоцци. – Мои планы намного скромнее, поверьте!

– Поделитесь?

– Нет никакого смысла сажать его в тюрьму, правде же? А вот заставить отработать, так сказать, компенсировать нанесенный моральный ущерб…

Полковник фон Хайст с трудом удержалась от всхлипа. Причем ей самой было до конца неясно, радостного или скорбного.

– Это можно устроить?

– Думаю, да. Но не будет ли это слишком жестоко по отношению…

– Я всегда был беспощаден к своим врагам, – с немалой толикой гордости сообщил адмирал Тоцци.

– Я поняла вас, сэр. И приняла ваши слова к сведению.

– Тогда буду ожидать новостей.

Экран погас. Барбара подумала и снова положила ноги на стол. В психотерапевтических целях. Чтобы снять скопившееся за время разговора напряжение.

Но обстоятельства долго блаженствовать не позволили: запищал сигнал теперь уже вызова со стороны. Правда, с ним можно было обойтись без церемоний, в частности, не менять принятой позы, потому что сейчас на беседу напрашивалась персона, состоящая с полковником фон Хайст в близких родственных отношениях.

– Как дела, Адвента? Понравилось в новой школе?

– Э-э-э… да, школа замечательная!

– Я заеду вечером, и ты мне все-все расскажешь, – пообещала Барбара.

– А не могла бы ты заехать прямо сейчас? – на одной ноте скороговоркой выпалила Эд.

– К тебе домой?

– Нет, прямо в школу!

– Что-то случилось?

На том конце линии помолчали, собираясь то ли с духом, то ли с мыслями.

– Адвента!

Окрик подействовал. В наушнике снова раздался детский голос, и теперь было заметно, что его обладатель не на шутку взволнован:

– Понимаешь, тетя Барбара, тут такое дело…

– Не тяни!

– Меня дядя Амано подвозил в школу. И обещал забрать.

– Не приехал, паршивец?

– Нет, он приехал… Вроде. Машина точно здесь стоит, открытая даже. Только его нигде не видно.

– Не волнуйся, дядя Амано – натура увлекающаяся, мог отойти, заболтаться с кем-нибудь. Нужно просто подождать.

– А почему та штуковина, которая у него в машине была, валяется на тротуаре? Зачем он по ней топтался?

– Штуковина?

– Ну да, ею анализы делают или что-то такое. Дядя Амано мне показывал.

Сканер, значит. На кой черт понадобилось доставать его из приборной панели? Ответ может быть только один: капитан Сэна отправился на поиски чего-либо или, что намного вероятнее, кого-либо. И, как можно понять из ситуации, нашел. На свою голову и геморрой всем остальным.

– Эд, вернись в школу и подожди меня там. Я скоро буду.

– Как скажешь!

– И пожалуйста, не говори никому о… об этом происшествии. Не надо поднимать панику.

– Хорошо, не буду. А дедушку тоже попросить надо, чтобы не волновался?

– Кого?! – взревела Барбара.

– Я дедушке его позвонила, – пролепетала Эд. – Думала, дядя Амано с ним… Он тоже приехать собирался.

– Дедушка?

– Ага.

– Жди меня и не попадайся никому на глаза!

Туфли остались сиротливо стоять на ковре, когда Барбара выбежала из кабинета.

Морган Кейн

Эх, напарник, напарник, за что же ты меня так…

Подставил. Да еще отдавил половину тела, хорошо хоть не самую лучшую.

Успокаивался я долго, потому что первой, рефлекторной, а значит правильной, реакцией было отчаянное желание замахать руками и ногами, истошно вопя: «Уберите ЕГО от меня!» Но, поскольку крышка багажника захлопнулась, не оставляя времени ни на какую реакцию вообще, а вскоре после этого машина тронулась с места, кричать было бессмысленно. Дергаться – тем более, ведь если даже для меня одного багажное отделение комфортабельными апартаментами не являлось, то теперь оно и вовсе стало похоже на сундук, набитый всякой всячиной.

Пока ехали, разоблачения можно было не бояться: фонарь я выключил и убрал так далеко, как только смог, а на ощупь меня капитан Сэна раньше особо не исследовал, так что, даже если бы и очнулся, не приведи господи, во время поездки, то не сообразил бы, с кем имеет дело. Зато потом… Ох, дожить бы еще до этого «потом»!