Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Том проверяет рукой, насколько я влажная, и, убедившись, что с этим все в порядке, расстегивает ремень, ширинку и приспускает штаны. Я судорожно вздрагиваю, почувствовав его член между своих ног. Том кладет руки на мои и медленно входит.
Я чувствую боль, но ее можно перетерпеть. Он делает плавный толчок, потом еще один, и я не выдерживаю:
– Стой, Том, стой… больно.
– Как именно больно? – спрашивает, останавливаясь.
– Ну, как-то… в глубине, где-то внутри, не знаю, как сказать…
– Прогнись, – говорит он, нажимая мне на спину, – сильнее.
Я выгибаюсь, опускаясь на локти. Том аккуратно раскачивается, спрашивая:
– Так лучше?
– Да, – на выдохе отвечаю я, неожиданно почувствовав что-то приятное.
Том двигается, а я удивляюсь ощущениям и тому, что боль исчезла. Мне нравится… и так приятно. Немного побаливает на входе, но это ерунда. Самое лучшее здесь – это Том. Я оборачиваюсь через плечо, чтобы увидеть его. Он такой красивый… невозможно красивый. И такой нежный, заботливый… Лучше него никого в этом мире нет.
Замечая, что я смотрю, он опускается ко мне, берет за подбородок и целует, не прерывая движений. Потом перемещает руку на шею, аккуратно придерживая ее и наращивая темп. Мы касаемся друг друга, Том отдается мне, а я отдаюсь ему. Окончательно привыкнув к происходящему, я начинаю двигаться навстречу, постанывая от каждого толчка. Мое тело сотрясается, я кусаю губы и не успеваю вдыхать между стонами. Это полное, неописуемое и страстное сумасшествие…
Я чувствую в груди ликование и томительный жар, перемешанный с чувством полета. Я словно проваливаюсь в другую реальность. Ощущаю, что Том очень сильно напрягается, а потом резко отстраняется и выскальзывает из меня. Он касается себя рукой и быстро доводит до конца.
Опустившись на песок, я смотрю, как Том одевается и отходит ближе к воде, чтобы сполоснуть руки. Я натягиваю на себя трусы и сажусь. Когда он возвращается, то первым делом обнимает меня и целует. Я до сих пор возбуждена, и внутри все стучит и требует конца, но сказать об этом Тому до ужаса неудобно. Я тихо спрашиваю:
– Не было крови?
– Нет, – так же тихо отвечает он.
Я киваю. Зарываюсь носом ему в грудь, вдыхая любимый запах. Мы сидим так какое-то время, а потом Том неожиданно говорит:
– Надо рассказать твоему отцу.
– Чего? – удивляюсь я. – Ты серьезно сейчас об этом говоришь?
– Но ты ведь понимаешь, что это нужно сделать? И как можно скорее.
– Том… нет… если он узнает, будет кошмар…
– Да, – соглашается он, – будет кошмар.
Я отчаянно смотрю на его напряженное лицо. Говорю:
– Зачем ему знать, Том, ну почему надо сразу все портить!
– Мы все испортим, если будем это скрывать. Рано или поздно все узнается, и тогда будет еще хуже. Если ты правда хочешь каких-то отношений, то нужно рассказать ему прямо сейчас.
Я сижу, стиснув зубы. Его слова отравляют меня, выжигают все хорошее, что случилось до этого.
– Я не прошу тебя в этом участвовать, – жестко говорит он. – Это моя ответственность, и я поговорю с ним сам.
– Пожалуйста, – молю я, вешаясь ему на шею, – давай не сейчас, прошу тебя! Давай хотя бы немного побудем в этой сказке и не будем ее разрушать!
Том вздыхает и смотрит мне в глаза. Думает. Я целую его, чтобы напомнить, как это хорошо.
– Ладно, – говорит он, вызывая на моем лице улыбку. – У Джоуи в среду день рождения. Я поговорю с Биллом на следующий день.
– Я совсем забыла про день рождения Джоуи…
– Ты же пойдешь? – интересуется он.
– Да, конечно… а кто там будет?
– Ну, из наших все. Билл точно будет. Насчет твоей матери не знаю.
Я сглатываю. Упоминание мамы вызывает холодный озноб.
– Но вряд ли она там будет, – продолжает Том. – Марта не стала бы ее приглашать.
Я киваю. Говорю:
– Ладно, я поняла. После дня рождения, а то он превратится в ад.
Том ухмыляется, а я думаю о том, что у меня есть несколько дней, чтобы насладиться всем, что между нами происходит. А что будет потом, я не знаю.
Это было три года назад.
– Вот сука, – выплюнула я и вышла из местного итальянского продуктового, закуривая сигарету.
Мне не продали алкоголь. Конечно, мне ведь было пятнадцать, и я не могла предъявить документы. Выпуская дым из легких, я оглядела улицу: улыбающиеся и болтающие друг с другом туристы, которые с интересом любовались старой Италией. Мы были в Турине. Какого черта «Нитл Граспер» занесло в Турин, я не знаю.
Все эти люди были очень счастливы. Даже слишком. По крайней мере, мне так казалось. Среди них я чувствовала себя разлагающимся трупом. Как будто они улыбались и смеялись мне назло, специально напоминая, какая гадкая и вязкая слизь размазана по моей душе.
Глупые мысли, мне ведь было всего пятнадцать. Ребенок не может так думать. Не может ощущать себя мертвым. С чего бы? Он же ребенок, он всегда счастлив и беззаботен. Взрослые считают именно так, а значит, это правда. Они же взрослые, у них опыт и понимание жизни, а у меня – ничего.
Я медленно пошла в сторону отеля, обгоняемая суетящимися прохожими. Курила прямо в толпе, не боясь задеть кого-нибудь сигаретой. Сейчас я бы так не сделала, но тогда мне было плевать.
Я очень хотела то фиолетовое блестящее шампанское, манившее своим цветом с полки супермаркета. Дурацкая кассирша, отославшая меня куда подальше… У меня как будто отобрали шанс на спасение. Увели из-под носа последнюю шлюпку, оставив тонуть на корабле.
Я чувствовала тошнотворную усталость. Усталость от себя и своего состояния. Я была невыносима самой себе. Каждая секунда нахождения в этом мире и в этом теле была мне противна. Я не знала, что со мной, мне казалось, так чувствовать себя – нормально. Слезы стояли в глазах, но я просто шла вперед и старалась не смотреть на счастливых людей вокруг.
В лобби отеля я увидела Тома. Решение проблемы нашлось моментально, и, наплевав на все приличия, я подбежала к нему и сказала:
– Том, ты можешь мне помочь?
Он на пару секунд завис, а потом ответил:
– Что надо?
– Эм… – я почесала голову, – слушай, я хотела купить шампанское тут в магазине, но мне не продают. Ты мог бы… – замялась я, – ты мог бы купить мне его?
– В чем проблема, закажи в номер из ресторана, они не будут спрашивать возраст, – пожал он плечами.
– Нет, мне нужно именно то, оно фиолетовое и блестящее…
– Фиолетовое и блестящее… – Том нахмурился, поджав губы.