Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не знала об этом.
Потом проглатываю свои чувства, встаю с кровати и спрашиваю:
– Ну что, сделать тебе кофе в постель?
– Лучше в кружку, – отвечает, не отрываясь от телефона.
– Не смешно, – обижаюсь я.
Поднимаю с пола трусики, натягиваю. Том смотрит на меня с нежностью в глазах.
– Малышка, ничего не надо. Лучше останься со мной в кровати.
– Я хотела приготовить тебе завтрак.
Надеваю его футболку.
– Разве ты умеешь? – Он садится.
– Нет, но я хотела поиграть в счастливые отношения. Пока у нас есть время.
Том взвешивает что-то в уме и соглашается. Мы идем завтракать.
* * *
Вечером мы выходим на улицу, на закрытую территорию дома. Садимся у бассейна, который уже не работает, и просто разговариваем. Ни о чем и обо всем одновременно. Том много рассказывает о музыке, а я слушаю с открытым ртом. На улице уже темно и не жарко, а мне очень комфортно и уютно рядом с ним. Такое умиротворение я не ощущала никогда.
Я смотрю вдаль на темное небо, когда он вдруг прерывает свою речь:
– Стой, продолжай смотреть так. – И разглядывает мой глаз.
– Эй, что не так?
– Да смотри ты наверх. – Том оттягивает мое нижнее веко.
– Да что, Том, ну не пугай, просто скажи!
– У тебя тут… как бы сказать, кровоподтек, что ли.
– Что, прямо в глазу?
– Ага…
Он достает телефон и делает фото, а потом показывает мне. Увидев его, я грустнею. Говорю:
– Это, наверное, после той драки с мамой… – Касаюсь ресниц пальцами. – Она ударила меня ремнем по глазу.
Том замирает. Хотя его лицо ничего не выражает, я знаю, услышать такое – страшно. Вряд ли хоть кто-то воспринял бы это спокойно.
– Прости, не надо было говорить, это уже перебор, – закусываю губу, жалея, что нельзя вернуть слова обратно.
Том упирается локтями в колени. Наш разговор сразу прекращается. Вот черт. Вечно не слежу за словами.
– Как ты думаешь, почему она тебя бьет? – вдруг спрашивает он.
– Ну… – я мешкаю, не понимая смысла вопроса, – потому что она долбанутая тупая сука.
– Нет, – качает он головой, – точнее, не только поэтому. Потому что ты не защищаешь себя.
Я чувствую, как меня окатывает сначала ледяной водой, а потом кипятком. Злость мгновенно отражается у меня на лице, руки рефлекторно сжимаются в кулаки.
– Ты издеваешься? – искренне спрашиваю я, уже чувствуя слезы в горле и желание убежать подальше отсюда. – То есть, по-твоему, я виновата в том, что она меня бьет?!
– Стоп-стоп-стоп, я не это имел в виду! Конечно, ты не виновата в этом, Белинда, никто, кроме твоей матери, не виноват… Я говорил о том, что ты сама должна заботиться о своей безопасности.
– Ты предлагаешь мне устроить из своего дома ринг боев без правил?! Я не хочу быть как она, не хочу никого бить! Платить ее же монетой?..
– Успокойся, – вздыхает Том. – Дослушай. Тебе ни в коем случае нельзя ее бить. Так не поступают с матерями, какие бы они не были. Но почему ты забыла про самозащиту? Ты не должна быть безвольной грушей для битья.
Мне больно это слышать, я зажмуриваюсь. Том обнимает меня за плечо, я склоняюсь к его груди.
– Мне просто… страшно что-то сделать.
– Ты знаешь какие-нибудь приемы самообороны? – спрашивает он.
– Нет, откуда бы…
Том показывает мне, как взять человека за руку и развернуть ее так, чтобы поймать врасплох и обездвижить. Я с неохотой смотрю на это, но ничего не говорю. Потом он встает на ноги и поднимает меня за собой.
– Поняла, как?
Я недовольно киваю.
– Теперь попробуй на мне, – протягивает мне руку.
– Нет, Том… ну зачем, я не хочу…
– Давай, я прошу тебя это сделать. Вдруг когда-нибудь пригодится.
Я вздыхаю и делаю так, как он показал. Том поддается, потому что у него просто каменная рука, и в другой ситуации у меня вряд ли получилось бы его одолеть.
– Пока человек не опомнился, разворачиваешься боком и отталкиваешь его. – Том аккуратно, почти нежно показывает все на мне. – Повтори.
Я послушано повторяю, лишь бы он поскорее отстал. Мы проделываем это несколько раз, и в конце концов у меня получается идеально, без запинок. После этого Том показывает еще пару приемов, которые мы также оттачиваем.
– Ну что? – спрашиваю.
– У тебя хорошо получается. В этом деле главное – не растеряться и действовать с холодным умом.
Я киваю, и мы садимся обратно. Не знаю, как вернуть разговор в прежнее русло и о чем теперь вообще разговаривать. Из меня вылетает:
– Надеюсь, они уже скоро разведутся, и я забуду об этом семейном кошмаре навсегда.
Том вздыхает. Отвечает:
– Больно смотреть, когда дети расплачиваются за ошибки родителей.
Он говорит это не только о моей семье, но и о своей, я понимаю. Пытаясь облегчить его мысли, говорю:
– Никто изначально не думает, что совершает ошибку… Разве кто-то виноват? Это просто жизнь, никто не застрахован.
– Да все все понимают, – выплевывает он, – и твои родители, которые поженились после того, как мать забеременела… И мы с Мартой, которые вдруг решили, что ребенок наладит дерьмовые отношения.
Я деревенею. Поженились после беременности…
– Стой, мои родители… – Я смотрю на Тома, он смотрит на меня.
Он не понимает, что не так. Я же чувствую, как остатки моего мира, на котором держалась хоть какая-то вера в людей, рушится. Губы подрагивают, в глазах все расплывается.
– Эй, ты чего? – шепчет Том.
– Да просто… мама говорила мне, что они поженились и на следующий день узнали, что она беременна. Я надеялась, что они хотя бы поначалу любили друг друга, а оказывается… – Я улыбаюсь сквозь боль и смаргиваю слезы. – Как глупо было с моей стороны в это верить…
– Черт, вот я идиот! – ругается Том, прикрывая глаза рукой.
– Это я идиотка, что верила в это.
Том чешет лоб, а я смотрю на свои ноги, чувствуя душераздирающую боль. Он обнимает меня, я вытираю щеки ладонью.
Просто очередная боль, с которой ты справишься, Белинда. Прекрати плакать.
– У меня кое-что для тебя есть, – говорит Том, заглядывая мне в глаза.
Я немного оживаю, заинтригованная, о чем же он.
– Вот, – вытаскивает он что-то из кармана пиджака, и я вижу…