в тонкости сложившейся ситуации, остальные члены нашей группы с недоумением наблюдали за разворачивающейся полномасштабной войной между мной и Аланари. Пару раз Эм пыталась выведать то у меня, то у Дана, что же все-таки происходит, но мы оба лишь отмалчивались и пожимали плечами, не желая открывать ей всю глубину глупости совершенной мной ошибки. Я молчала потому, что мне было просто-напросто стыдно, а Дан не хотел отпугнуть девушку, которую намеревался покорить.

Обучение же, к ужасу всех первокурсников, становилось сложнее день ото дня, и день ото дня становились более требовательными преподаватели, грозящие пока еще далекими, но от этого не менее страшными экзаменами. Профессора лучшего учебного заведения в Зорринии не собирались щадить ни детей простолюдинов, ни отпрысков более влиятельных семей. Если первые были привычны к подобному отношению, то вторые, разнеженные в своих родовых поместьях услужливыми частными учителями, стонали в разных тональностях о несправедливой жесткости обучения.

В то же время дети аристократов являлись ценным ресурсом, требующим, чтобы его бережно и неумолимо пестовали. Даже такая мощная держава, как Зорриния, не могла разбрасываться подобным потенциалом, поэтому пока я просиживала долгие часы в библиотеке, корпя над заданными по истории магии свитками, Эм и остальные Талантливые старательно работали над выявлением и совершенствованием своих способностей. Знала я об этом только потому, что подруга делилась своими впечатлениями, стараясь при этом не быть слишком восторженной, чтобы не ранить моих чувств, хотя я не единожды заверяла Эм, что ничуть не завидую и не стремлюсь в ряды избранных.

Официально я не относилась к счастливчикам, имеющим особые умения, и, к несчастью, это вызывало больше вопросов, чем мне бы хотелось. Оказывается, Бесталанная в древнем роду, когда-то славившимся необыкновенной силой, вызывала широкий спектр эмоций у окружающих: от сочувствия со стороны таких же ничем не примечательных стихийников-середнячков до легкого любопытства неофитов, чья семья возвысилась всего лишь пару поколений назад. Так же присутствовало и брезгливое высокомерие со стороны представителей касты эпоптов, чьи семейные древа были пропитаны такой мощной магией, что с ними не мог сравниться ни один, даже самый даровитый, неофит.

Слава великой Зорре, что меня, ввиду намеченного на ночь воскресенья взлома, мало что трогало. Полностью погрузившись в переживания по поводу эфемерных шансов на успех затеянного безумства, я попросту не замечала шепота за спиной и косых взглядов, когда передвигалась, словно во сне, по гулким коридорам академии.

Каждый вечер, когда Эм уходила к себе, лиррон с легким хлопком появлялся у меня в комнате, и мы приступали к обдумыванию мелких деталей плана и того, что могло пойти не так — ведь второго шанса не будет. Если меня поймают — наверняка исключат, и тогда информация о брате навсегда останется скрытой за толстыми стенами академии.

Немаловажной была и другая угроза — позор, которым будет покрыто имя Эштеров перед заносчивым аристократическим сообществом в случае провала миссии. Мой род и так находился в опале, отбывая наказание на окраине Темного леса за неведомое мне преступление, которое совершил отец. Стоит добавить к списку прегрешений дочь-взломщицу, и нашу фамилию уже ничто не сможет отмыть. Дядю Генри, изо всех сил старающегося вернуть былой статус, точно хватит удар, узнай он о том, какой опасности я подвергаю нашу репутацию.

Время неумолимо утекало сквозь пальцы — не успела я оглянуться, как на горизонте замаячили выходные. Последние солнечные дни осени никак не отражались на мрачном настроении, в последнее время ставшим моим постоянным спутником. Трудно сказать, было ли мое состояние связано с затягивающейся на горле веревкой висельника встречей с деканом в субботу или тонко дребезжащим где-то внутри страхом быть пойманной в воскресенье. В то время как все адепты с нетерпением ждали конца недели, я с нарастающей нервозностью и усиливающимся чувством безысходности призраком бродила по академии, пугая друзей своим бледным видом.

Состояние Из тоже желало оставлять лучшего, однако к моему вящему неудовольствию, ее нервозность проявлялась в чрезмерной болтливости. Трескотня альтер эго не затихала ни на секунду, лишь во время занятий я с трудом заставляла ее умолкнуть. В эти благословенные минуты, наполненные внутренней тишиной, я вся превращалась в слух, не желая пропустить ни одного слова ценной информации, которую давали лучшие преподаватели академии.

Утро пятницы началось как всегда — с моей бестолковой беготни по каморке. Измученная внутренними метаниями, я уснула только под утро, и когда Зима бесцеремонно растолкал меня, было уже слишком поздно идти на завтрак. Слушая сварливое бурчание лиррона, я продиралась сквозь колтуны, в которые сбились после беспокойного ерзанья по подушке обычно послушные волосы.

Задыхаясь от быстрого бега, я ввалилась в аудиторию за секунду до звонка, чем вызвала недовольную мину преподавателя по Божественной мифологии. Предмет был скучным и чрезвычайно запутанным, поэтому большинство студентов мирно дремало на своих местах, пока профессор Мелани, сухой и узловатый, словно сук, монотонно вещал о пантеоне богов за Радужным щитом.

Обычно когда, провалившись в особо глубокую фазу сна, один из адептов всхрапывал, на него тут же обрушивалось праведное негодование профессора, не терпящего подобного отношения к любимому предмету. Я прекрасно знала об этом и, встретившись глазами с недовольным стариком, поняла, что сегодня объектом гнева стану именно я.

— А-а-а, адептка Эштер, наш бесталанный аристократический феномен! Решили, что мой предмет не настолько важен, чтобы являться вовремя?

— Я пришла до звонка, профессор, как и положено, — попыталась откреститься от обвинений я.

— Не перечьте мне! — взвизгнул старик, и мелкая дрожь начала сотрясать его тщедушное тело.

Скосив глаза на сидящую в первом ряду Эм, я слегка приподняла брови — что это он ко мне прицепился? Подруга лишь пожала плечами, мол, сама не понимаю, кто с утра нагадил в его суп.

Тем временем профессор Мелани продолжал отчитывать меня, тряся длинным пальцем в пигментных пятнах. Его возмущение стремительно росло, глаза налились красным, а дряблые щеки подрагивали от резких движений руки, которой он дергал себя за жидкую бороду.

Все с любопытством наблюдали за тем, как разъяренный профессор начал наматывать круги вокруг меня, растерянно замершей у входа. Кто-то из студентов принялся хихикать, а остальные с интересом наблюдали за тем, как меня с азартом линчевали.

Стиснув зубы и опустив голову, я боролась с острым, словно осколки стекла, чувством стыда, но где-то глубоко внутри тлело пламя возмущения. Я не заслужила публичного унижения перед всем классом! Я ведь и правда пришла вовремя!

В ответ на обвинения не на шутку разошедшегося профессора с моих губ уже готовы были сорваться слова, которые потом было бы затруднительно забрать назад,