Ялицкий пообещал, что всё обойдётся возмещением ущерба, исправительными работами и условным осуждением. Но он ошибся. То ли не учёл послужной список Нади, то ли сделал это намеренно. Юрий Михайлович естественно решил, что это продуманная изощрённая подлость и месть. Надю определили в исправительную колонию на два года. Это стало шоком для всей школы, но в первую очередь для Нелли.

Она порывалась признаться во всём, но Надя её остановила.

— Не вздумай. Посадят не только меня, и срок будет совсем другой. Станислав Кириллович сказал, что за групповое ограбление дают намного больше и это вообще по другой статье пойдёт. Саня совершеннолетний, ему вообще тюрьма грозит. А я могу и раньше выйти, если буду себя хорошо вести.

— Надь, но это неправильно. Это мы туда полезли, ты просто пыталась меня спасти.

Надя устало покачала головой, за время, что длилось разбирательство, она словно повзрослела на несколько лет, окончательно растеряла привычку отшучиваться и грубить.

— Ударила его я. И что греха таить, я там была и оставляла свою подпись на окне. И кстати, шоколадку тогда спёрла.

Нелли обняла сестру, вжалась носом в её шею, стараясь не расплакаться.

— Надь, обещай, что будешь себя хорошо вести?

Это был их последний разговор. Надя исчезла из квартиры, будто никогда её там и не было. Как напоминание осталась только рамочка на подоконнике с их совместной фотографией. Семья Кузнецовых окончательно развалилась. Если раньше Нелли ещё пыталась сопротивляться маминым попойкам и папиными нравоучениям, то теперь она впала в состояние эмоционального отупения. Не могла поверить, что это всё произошло на самом деле, и каждый день ждала, что Надя войдёт в комнату, сядет на свою кровать и начнёт привычно постукивать пальцами по стене, выбивая ритм. Как же Нелька бесилась от этой азбуки Морзе, а сейчас всё бы отдала, чтобы снова услышать этот дробный мелодичный звук, напоминающий стук капель по подоконнику.

О том, что творится с Нелли, знала только ЖанЭд. Тайсоны вертелись поблизости, но не понимали, что нужно говорить и как себя вести. Делали вид, что всё по-старому, натужно шутили, таскали Нелли на тренировки и соревнования, боялись оставить в одиночестве. Виталина подсовывала ей книги, забивала напряжённую тишину рассказами о прочитанных романах. Вот тогда Нелли и познакомилась с подробным пересказом творчества Достоевского. А ЖанЭд ничего не говорила, просто молча делила с ней боль, обнимала и рыдала вместе с Нелли, да так громко, что соседи подумывали вызвать домком и проверить исправность воющих вытяжек.

В школе на Нелли поглядывали с брезгливостью и осуждением, как на сестру уголовницы. Шептались за спиной и показывали пальцем. Тайсонам пришлось разбить не один нос, чтобы защитить репутацию подруги и заткнуть рты «доброжелателям». Нелли так и не узнала, что за драки они успели побывать у директора рекордное количество раз. А родители их теперь не просто не общались. О холодной войне Ялицких и Кузнецовых знал весь двор. Тайсонам естественно запретили приближаться к подъезду, где обитала Нелли, а ей вменялось в грех даже упоминание их фамилии.

Несколько раз Нелли начинала писать письмо Наде, но бросала уже после приветствия. Рвала листы, зачёркивала, снова писала и сминала очередное незаконченное письмо. Фразы не хотели складываться, не выдавали ни мыслей, ни чувств, выглядели легковесными и лживыми.

Мама писала часто, первое время каждый день, но отправляла только часть писем, остальные видимо нужны были ей самой, чтоб не сойти с ума от тоски. Нелли оставила попытки написать своё собственное письмо и начала вкладывать рисунки в мамины конверты. Иногда там была изображена сама Надя с неизменной гитарой, чаще — совершенно незнакомые люди, встреченные Нелли в парке или в кафе. Она рисовала всех подряд, коллекционируя чужие мечты, и делилась ими с Надей.

Выплакивая литры слёз в объятиях ЖанЭд, в школе Нелли сохраняла молчаливую невозмутимость, не реагировала на обидные подколки. В большинстве случаев от любых посягательств её ограждали Тайсоны.

Прошёл уже месяц, как Надя официально была признана гнилым элементом общества, но школа ещё гудела, обсуждала падение нравов. Переодеваясь после физкультуры в белую футболку, Нелли обнаружила, что светлая ткань исполосована чёрным вертикальными линиями, справа на груди красуется цифра. Этакий карикатурный арестантский наряд.

Нелли молча натянула испорченную одежду и, накинув на плечи лямки рюкзака, вышла в коридор. Класс Нодара столпился в фойе, ученики как раз пришли с предыдущего урока на физкультру. Тут же стоял параллельный девятый. Разговоры сразу смолкли, удивлённые взгляды обернулись в сторону Нелли.

Две ученицы из параллельного стояли немного в стороне и перешёптывались.

Таня небрежно махнула рукой, призывая обратить внимание на зэковскую робу.

— Чувствуете, тюремным душком повеяло?

Вика сделала вид, что принюхивается, а потом сморщила нос.

— Кажется, кто-то отстал от поезда на Воркуту.

Ребята сдержано засмеялись. Из толпы кто-то выкрикнул:

— Вы чё, совсем сбрендили?

— Что приколупались к ней?

Нодар вышел вперёд, осуждающе покачал головой.

— Что ещё за концерт? Расходитесь.

Историю с ограблением он знал поверхностно, из слухов, но считал недостойным и подлым унижать сестру осуждённой Кузнецовой. Разогнав толпу жаждущих представления, и не подозревал, что случайно укрепил симпатию Нельки, взрастив её до полноценного обожания.

Нелли стояла, намеренно высоко задрав подбородок. Перед Нодаром чувствовала себя чуть ли Галилеем на костре инквизиции. В носу защипало от обиды от болезненной радости, что он за неё заступился. Ученики начали расходиться, через пару минут должен был прозвенеть звонок, но Таня и Вика продолжали буравить жертву взглядами.

Нелли зло оскалилась.

— Если вы сейчас не свалите, меня могут и за убийство посадить.

— Страшно, аж жуть.

Вика дёрнула плечом. В компании одноклассников угрозы её не пугали, но Нелли вполне могла её подкараулить в одиночестве, да ещё и со своими охранниками Тайсонами. Из-за Сергея и Толика и возникла эта неприязнь. Обе девушки ещё год назад умудрились влюбиться в перспективных боксёров, но их внимание всецело доставалось подругам. Конкурентку они разглядели только в Нелли, тихую книжную Виталину в соперничестве за любовь Ялицких не заподозрили.

Таня приблизилась, оглядела Нелли с ног до головы.

— А Надю, наверное, налысо побрили. Там же всех бреют, для профилактики, чтобы вши не заводились.

Нелли вздрогнула. Она об этом не думала, она вообще ни о чём, что касается колонии, не думала, боялась даже представить, каково там Наде, и презирала себя за эту слабость и страх, за это бегство от действительности. Вина пухла и росла с каждым днём, заполняя каждую клетку тела, каждую свободную мысль.