Снял со спинки стула свою коричневую куртку и отправился к бару.

Хикори оказался ростом на полфута выше Банни.

– Что у тебя? – спросил его смотрящий.

– Горючка Смок.

Банни не отреагировал.

– Хочешь выпить, Банни? – предложил Хикори.

– Я не пью.

– Он идет за Джеймсом Мокси, – продолжил Хикори.

– Я знаю, идиот!

– Слушай, Банни. Я просто…

– Хикори! Когда ты сюда приходишь и мы занимаемся делами, просто излагай факты и проваливай. Понял? Ты что, думаешь, я не знаю, где сейчас Джеймс Мокси и Горючка Смок?

– Да нет, сэр… Банни…

– Хватит трепаться. Никаких объяснений. Понял?

– Да полегче, Банни!

Подошел бармен. Банни взглянул на него, и бармен отвернулся.

– Банни! Ей просто нужны подтверждения. Лафайетт хочет…

Банни посмотрел на Хикори, и тот замолчал. Казалось, Банни готов его ударить.

– Ты знаешь, что делать, Банни, – сказал Хикори.

После чего проглотил свой виски и вышел из салуна.

Банни присел у барной стойки. Бармен принес ему лимонад.

Смок.

Банни знал, что Горючка Смок – самый опасный головорез на всей Большой дороге. Его опасались даже самые отъявленные бандиты. С ним редко вообще кто-нибудь заговаривал – что-нибудь, хоть отдаленно напоминавшее разговор, было невозможно, если его участником был Горючка Смок. У Банни в колоде карт это существо значилось двойкой крестей. Двойка – это две тонкое ножки, черные кресты – мрак, исходивший от чокнутого головореза с непокрытой головой. Джеймс Мокси же был червонным королем. Красный, кровавый король. Ирония, составлявшая основу этого карточного псевдонима, нравилась Банни. Кровавый король, проливший кровь, так и не вынув оружия. Картинки в колоде были припасены для крупных фигур, и, хотя прошло уже девять лет с тех пор, как Мокси покинул Большую дорогу, его слава ничуть не померкла. И хотя та дуэль в Абберстоне была величайшим событием на Большой дороге, у героя этого события не было звериного оскала, присущего всем прочим головорезам в округе. Напротив, было в Мокси нечто… нечто мягкое и чистое, как полагал Банни. Хотя при его имени у многих в жилах стыла кровь.

Тайна. Или нечто мистическое.

Магия.

Червонный король находился в самом низу колоды уже довольно долгое время. Хотя недавно он несколько поднялся, став ближе к Хэрроузу. За ним следовала двойка крестей. С десяток карт разделяли их, хотя дистанция неумолимо сокращалась.

Банни рассмеялся и проглотил свой лимонад.

В каком-то смысле для всех этих людей он был большой шишкой. Все знали его. И все они были такими… крутыми ребятами. И тем не менее ни один из них не согласился бы следить за Горючкой Смоком.

За Смоком тянулся целый шлейф легенд. И Банни знал их все.

Отерев рот салфеткой, Банни пощупал колоду карт, приютившуюся в кармане, потом натянул куртку и пошел к столу, за которым все еще сидели облапошившие его мошенники.

– Банни! – громким смехом встретил его Берни Гарланд. – Ты хочешь нас чем-то повеселить?

Банни уставился в их лица. Ох уж эта троица!

Иногда людям, поставившим себя вне закона, не нравилось, что их пристально рассматривают. Смок уж точно бы возмутился и устроил дебош с огнем и кровопролитием. Но эти ублюдки нуждаются в няньке. Не будь смотрящего, Большая дорога превратилась бы в кровавую баню, а все гуляющие здесь деньги ушли бы в полицию.

– Так что с тобой, Банни?

Банни, истекая обильным потом, продолжал рассматривать физиономии сидящих. Затем улыбнулся одним ртом, развернулся, щелкнув подошвами башмаков, и вышел из салуна.

Солнце в Портсмуте уже встало, хотя и невысоко. Смок был где-то поблизости. Банни знал об этом, потому что он вообще знал обо всех головорезах больше, чем они бы того хотели.

Он направился вверх по Портсмут-стрит, представляя себе, как на своих тонких ножках вверх медленно карабкается Горючка Смок. Также представил он себе и спокойно спящего червонного Короля.

Солнце поглаживало восковое лицо смотрящего, а он почти физически ощутил, как эта парочка перемещается в его колоде карт. Да, Лафайетт была не единственной, кто мечтал, чтобы эти карты сошлись.

Фарра пила, не переставая, с того момента, когда увидела Кэрол в подвале ее дома на каменном столе. Клайд делал все, чтобы ее успокоить, как-то помочь ей, но, если в чем-то в их доме и намечался прогресс, так это в количестве пустых бутылок из-под виски. И тем не менее Фарра не пьянела. Почти. Словно тот ужас, который она ощутила, увидев свою хозяйку мертвой и одновременно такой живой, нельзя было смыть никаким количеством спиртного.

Фарра в очередной раз вышла из лавки с новой бутылкой виски и увидела, как со скамейки, стоящей на противоположной стороне улицы, поднимается шериф Опал.

– Добрый вечер, миссис Дэрроу.

Фарра признала шерифа и подошла. Имя Дуайта Эверса взорвалось в ее сознании и зашипело. Интересно, а может, шериф занимается тем, что подсчитывает, сколько она выпила? Хотя нет никакого закона, который запрещал бы человеку заливать виски ужас, царящий в его душе.

– Миссис Дэрроу, – произнес шериф. – Не мог бы я поговорить с вами?

Фарра повернулась к Опалу. Теперь, когда солнечные лучи падали на ее лицо, шериф отчетливо видел: пила она действительно много. И не меньше плакала.

– Даже не знаю, о чем это вы хотите со мной поговорить, шериф Опал. Простите, даже не представляю.

Горожане спешили мимо – словно Кэрол Эверс и не умирала. Или каждый из этих людей запросто мог провести пару часов в день в холодном подвале собственного дома, где наверху так много теплых комнат? И ничего особенного не случилось?

Опал снял шляпу.

– Давайте найдем местечко потише.

Они прошли до конца тротуара и повернули на узкую тихую улочку с деревянной мостовой. Опал был осторожен, опасаясь напугать или расстроить Фарру.

– Я полагаю, вы имели достаточно близкие отношения со своей хозяйкой, миссис Эверс, и мне страшно жаль, что приключилась эта беда.

Фарра пристально смотрела в глаза шерифа. И вдруг внутри нее вспыхнула маленькая искра. Искра надежды.

Шериф Опал хотел поговорить о Кэрол.

– Трудно сказать, что я хочу у вас спросить, миссис Дэрроу. Слишком много вопросов.

– Спрашивайте. Все, что вам нужно.

Перед тем как продолжить, шериф внимательно изучил лицо девушки.

– Вы видели, как умерла миссис Эверс?

– Когда она упала, я была с ней.