Подняв руку, я показала на Томаса, высокого и стройного; его доспехи были потрепаны в боях, но его право на место среди королевских рыцарей, признававших его одним из них и равным им по доблести и отваге, не вызывало никаких вопросов.

– Посмотри на него, Изабелла. Сэр Томас Холланд, рыцарь ордена Подвязки.

– Я в курсе. Я вижу его.

– Сейчас ты видишь его уже удостоенным высочайшей чести. Но ты не знаешь, что в то время, когда я выходила за Уилла, твой отец был готов буквально испепелить того, кто стал причиной скандала при его дворе. – Я понизила голос до шепота. – К королеве Филиппе были вопросы относительно рождения Эдмунда. И Эдуард был в бешенстве, что возможность неверности твоей матери стала предметом всеобщего обсуждения.

– Моей матери? – Изабелла нахмурила брови. – Какая нелепость! А я об этом ничего не знала.

– Конечно не знала. Ты тогда была слишком мала, чтобы прислушиваться к тому, что говорят взрослые, и чувствовать атмосферу при дворе. Сейчас все это не имеет никакого значения. Все проблемы между Эдуардом и Филиппой давно улажены, а юный Эдмунд так же похож на отца, как и вы все, его дети.

Во мне росло раздражение. Я чувствовала, что отвлекаюсь, что руки мои судорожно сжимаются от чрезмерного желания донести до нее то, о чем я никогда и никому не говорила.

– Как бы Томас мог прожить, если бы потерял репутацию настоящего благородного рыцаря? Эдуард больше никогда не взял бы его к себе – по крайней мере, я так думала. Если бы король посчитал, что Томас отнял у него право отдать мою руку тому, кого он выберет сам, то есть Уиллу, Холланд лишился бы в Англии его покровительства. Ему была бы уготована судьба профессионального бойца, дерущегося за деньги, который переезжает от одного турнира к другому на всем пространстве от Пруссии до Испании. Могла ли я желать ему такой жизни?

– Нет. Думаю, что нет.

– И я так думаю. Потому что это положило бы конец его мечте сражаться за Эдуарда и за Англию.

Все это было сказано простыми и понятными словами в том виде, в котором это стало понятно мне самой – со всей ясностью, будто было написано черным по белому, – в первые дни после моего разговора с Эдуардом, когда я была обречена отказаться от Томаса ради его же блага.

Эдуард считал Томаса обходительным и благородным рыцарем.

Эдуард собирался пригласить его вступить в его новый блистательный рыцарский орден.

Эдуард не выносил скандалы, постыдное поведение в супружеских отношениях и урон, который они могли нанести. А я, принцесса Джоанна, должна была быть чистой, незапятнанной позором или дурной славой, как и вся его семья.

Все это, вместе взятое, привело меня к выводу, хотя и ошибочному, что, если объявить о законности моего тайного бракосочетания с Томасом и при этом отказаться от свадьбы, с помощью которой Эдуард планировал поднять статус графа Солсбери, это навсегда разрушит жизнь и амбиции Томаса Холланда. В том, что Томас женился на мне без разрешения, без королевского одобрения и без церковного благословения, Эдуард наверняка увидел бы чудовищный произвол немыслимых масштабов.

«Любой рыцарь, бесчестивший Господа, оскорбляет лично меня; за это он будет лишен рыцарского звания и выслан за пределы королевства».

Именно такое будущее ожидало Томаса. Его положение было очень шатким, и поэтому я, исходя из странного понятия о чести, приняла предложение Уилла, хотя и была достаточно сообразительна, чтобы понимать – для Томаса восхищение моей персоной и страстное желание мечом и копьем добыть себе имя и почет находились на одном уровне. Как я могла лишить его блистательной славы, ожидавшей его по возвращении в Англию? Я боялась, что Томас мне этого никогда не простит, какой бы сильной ни была его любовь ко мне, о которой он говорил.

Но, если рассуждать здраво, я в конечном счете ничего не могла сделать, чтобы отказаться от брака с Монтегю, которого так не хотела. Бежать от королевского двора? Искать прибежища на какой-то зеленой опушке, как какая-нибудь героиня куртуазного романа? Плыть через море и потом скакать на коне по незнакомым и, вероятно, негостеприимным землям, чтобы присоединиться к Томасу в Пруссии? Некоторая отвага во мне имелась, но не в таком количестве, чтобы решиться на столь рискованное предприятие. Могу себе представить ужас на лице Томаса, если бы он увидел меня въезжающей в палаточный лагерь участников Крестового похода, – беглая жена в дорожной пыли, явившаяся за помощью.

– Как эгоистично с моей стороны было бы погубить мечту Томаса! От меня он заслуживал большего. Поэтому я отреклась от нашего с ним брака. Я дала новую клятву перед алтарем и вышла за Уилла Монтегю.

Если я думала, что Изабелла согласится с моими доводами, то я ошибалась.

– Вот уж никогда бы не подумала о тебе так, Джоанна. Ставить чьи-то амбиции выше собственных совершенно не в твоем характере. – А когда я промолчала в ответ на это нелестное замечание, она добавила: – Но в результате ведь получилось не очень-то хорошо, верно?

– Верно. Это была катастрофа. Правда все равно должна была когда-то открыться, так что в итоге все обернулось позором и бесчестьем. Слава Богу, что, несмотря на происшедшее, Эдуард все-таки сделал Томаса рыцарем ордена Подвязки. Приходится признать, что мне все это виделось неправильно. Все эти… эти потрясения… были впустую.

Почувствовав глубину моего разочарования, Изабелла взяла меня за руку.

– Ты была тогда еще слишком юной.

– И это единственное, что меня оправдывает.

– Но это достаточно хорошее оправдание. Я бы не смогла быть такой самоотверженной. – Она со вздохом взглянула на ристалище перед нами, где очень символично для нашей сложной жизненной ситуации должны были схлестнуться в бою Уилл и Томас. – Мой тебе совет: забудь обо всем, поскольку теперь уже ничего не изменить. Все, что мы с тобой можем сделать сейчас, – это насладиться искусством наших доблестных рыцарей. Но кто победит? И не прольется ли кровь на поле боя?

– Думаю, дело ограничится несколькими проломленными головами.

Бесстрастные суждения Изабеллы возымели желаемый эффект. Я действительно была слишком молода, и все это уже в прошлом. А будущее как раз и должно было раскрыться перед нами прямо сейчас. Поэтому мы устроились поудобнее в приятном волнующем ожидании и приготовились следить за происходящим.

Начиналась групповая схватка между двумя отрядами поровну разделенных рыцарей. Для большинства зрителей, уже изрядно подогретых элем, было неважно, какая из сторон победит, поскольку и те, и другие в конечном счете были отважными рыцарями короля Эдуарда, не так ли? Ликующая толпа подбадривала в равной степени и короля, и принца, по мере того как участники начали выбывать из боя из-за усталости и полученных болезненных ударов. Индивидуальные схватки становились все более бессвязными. Было уже понятно, что победит отряд короля, который и получит главный приз из моих рук. Внимание мое перескакивало с красно-белых доспехов на серебристо-голубые: оба моих избранника оставались в бою, оба были умелыми воинами, оба здорово бились. Не переживая за их безопасность – им грозила лишь, возможно, пара синяков или царапин, – я испытала удовольствие от этого зрелища и приятное возбуждение от напряженной атмосферы сражения.