—Что ты хотела сделать?— спокойно спросил он, и это немного охладило мой пыл.

—А?

—Что ты хотела сделать?— повторил он.

—Я…— я запнулась и ощутила вдруг появившийся в горле ком.— Я хотела увидеть Ваню и попросить помощи… Хотела переночевать у него, потому что не могла вернуться домой…

Странно, почему я оправдывалась перед ним?

И почему не могла перестать оправдываться?

—Что ещё?— спросил Елизар, ожидая продолжения.

—Я хотела ему рассказать… Всё,— я закрыла глаза, начиная что-то понимать, хотя ещё и очень смутно.

—И как бы Иван отреагировал?

—Наверное, посчитал бы меня абсолютно сумасшедшей…

—Не думаю.

—Ну, или…

—Или?

—Не знаю! Разозлился бы…

И тут до меня дошло!

—Ведь я бросила его из-за вас,— вслух произнесла я фразу, которую раньше не раз произносила мысленно, но которая теперь приобрела совершенно иной смысл.

Я осторожно поставила стаканчик с недопитым кофе и уронила голову на руки.

Дура!

Идиотка!

Эгоистка!

Почему я решила, что это происходило только со мной и с моей семьёй?! Я настолько зациклилась на самобичевании, что перестала замечать происходившее с другими людьми. У Вани был взволнованный и даже испуганный голос — я помнила это как сейчас, хотя мы разговаривали две недели назад. Он хотел посоветоваться, открыться, излить душу. Ему было тяжело не только из-за нашего разрыва, как я себе самовлюблённо надумала. Но я от него отмахнулась. Я боялась, что он увидит меня израненной и некрасивой, но о нём я не подумала! Даже на секунду не предположила, что с ним могло происходить подобное…

—Его тоже…— я запнулась и набрала в грудь побольше воздуха.— К нему… «Тьма» тоже приходила?..

—Да,— подтвердил Елизар мои самые страшные догадки.

—И Ваня тоже отмеченный?..— продолжила я расспрос, стараясь не разреветься.

—Нет, он не отмеченный,— Елизар слегка покачал головой.

Я уже приготовилась задать следующий вопрос, но он опередил меня, неожиданно продолжив:

—Из-за твоего признания Иван возненавидел бы Свет, поэтому мы не могли допустить, чтобы вы с ним встретились. А Тьма наоборот — вела тебя к нему. Ради вашей встречи Павел Наумович тебе открылся. Ради вашей встречи потерял сегодня дочь, хотя противился этому всем сердцем…

—Вы что же, оправдываете моего отца?— я слегка отстранилась, недоумённо уставившись на Елизара.

—Мы не ненавидим Тьму и тех, кто связал свою жизнь с ней. Они просто проявили слабость, которой подвержены все люди. Тьма проще и понятнее, потому что она потакает человеческим страхам, прихотям и желаниям. А чтобы быть со Светом, нужно гораздо больше усилий: нужно работать над собой, уметь прощать и проявлять милосердие, уметь сдерживаться и чем-то жертвовать…

—Не прикидывайтесь добреньким и невинным! Вы тоже не всегда поступаете честно!— громко воскликнула я, не задумываясь о посторонних.

Всё равно люди вокруг словно оглохли и ослепли.

—Вы тоже хотите заполучить и меня, и Ваню,— продолжила я обвинения, чувствуя, как внутри закипает гнев.

—Да. Свет, как и Тьма, пытается каждого склонить на свою сторону,— не стал он отрицать.

—И вы сделали так, чтобы мы с Ваней расстались! Разве манипулирование чужими жизнями милосердно?

—Нет,— признал старик, даже не моргнув.

У меня зачесались ладони. Захотелось броситься через крошечный стол, вцепиться Елизару в идеальную бородку и вырвать ее вместе со всей его невозмутимой важностью.

—Ты злишься?— спросил он, уловив изменения моих эмоций.

Хотя скорее это было утверждение, поскольку Елизар и так видел, что меня всю трясло от злости. Можно было не отвечать, но я не смогла сдержаться.

—Да, злюсь!— крикнула я, выплёскивая всё своё негодование.— Вы со своими чёртовыми разборками превратили наши жизни в кошмар! «Свет», «Тьма» — да какая разница?! Папа прав, вы ничем друг от друга не отличаетесь! И я ненавижу вас всех!

Я стукнула кулаком по столу, от чего стоявший на нём стакан с кофе подпрыгнул, упал набок и описал несколько полукружий, прежде чем остановился. Коричневая, липкая жидкость быстро растеклась по крышке и закапала на землю, чуть не испортив Елизару потрёпанный костюм и заставив того отстраниться от подбиравшейся к нему лужицы.

—Не стоит так говорить,— укоризненно покачал он головой.

—Пошли вы со своими нотациями!— не унималась я, ещё больше взбешенная его спокойствием.— Вас никто не просил лезть в нашу жизнь! Вы, светлый, что же вы ничего не делаете для моей матери? Она мучается по вашей вине, а вы этим только пользуетесь!

—Здесь ты не права. Я говорил тебе, что Варвара сама дала обещание. Мы не заставляли её и не просили. И мы делаем всё возможное. Варвара наказана заслуженно, тут ни для кого нет исключений. Ты можешь злиться — это твоё право. Ты можешь обратиться к Тьме, если Свет кажется тебе жестоким и несправедливым. Но тогда страдания и усилия твоей матери окажутся напрасными. Несмотря на все трудности, она не отрекается и не предаёт Свет. Она умеет жертвовать и сейчас жертвует собой ради тебя. Но ты не ценишь этого и пытаешься разрушить то, что она столько лет выстраивала с огромным трудом, поскольку не понимаешь всего…

—Так объясните мне!— крикнула я.— Я хочу понять! Почему нужно дожидаться, когда моя жизнь разлетится на куски? Ваши загадки мне уже осточертели!

—Не кликай!— гаркнул Елизар, наконец, разозлившись.

И от его голоса по округе словно прокатилось небольшое землетрясение. Асфальт дрогнул, железные столы затряслись, фонарь закачался, у припаркованной возле обочины машины сработала сигнализация, а посетители кафе принялись испуганно озираться по сторонам в попытке понять, что же произошло. Я отпрянула назад, выбитая из комфортной ниши нападающего. Часть меня сжалась от страха, ведь старик не являлся обычным человеком, и я ещё не знала, на что он был способен в гневе. Однако другая часть ликовала. По крайней мере, злость казалась мне более приемлемой эмоцией, чем их абсолютное отсутствие, которое давало унизительное превосходство над нервным собеседником.

—Они реальнее, чем кажется!— продолжил Елизар чуть тише, возвращаясь в состояние безмятежности.— Я предупреждал тебя и не раз. Если ты даже этого не можешь понять, то как поймёшь всё остальное?!

—Уж постараюсь!— огрызнулась я.

—Хорошо,— Елизар вздохнул и прикрыл глаза.

А когда, спустя мгновение, снова их открыл, то стал прежним, и уже ничего не выдавало затронувшую его бурю. Будто этот человек никогда не кричал и не злился. Будто данные эмоции являлись искусственными, как и весь его облик.