На улице уже вовсю горели фонари. Весёлые брызги их золотистого света гроздьями рассыпались по мокрому асфальту, пытаясь угнаться за моими шагами, но никак не могли догнать. В холодном вечернем воздухе невесомой дымкой стояла водная взвесь, и, присмотревшись внимательнее, можно было увидеть составлявшие её микроскопические капли. Не подчиняясь законам притяжения, они порхали то вверх, то вниз, то в стороны и весело танцевали под свою неслышимую музыку.

Я остановилась, подставила ладони, и на них тончайшим слоем осело миллиона два уставших кружиться частиц. Кожа моментально стала влажной, как и вся моя одежда, уже успевшая пропитаться насквозь. Я пошевелила пальцами, и влага тут же собралась в капли, которые быстро стекли вниз и разбились об асфальт. С секунду я смотрела на место их падения, а затем, поправив прилипшие ко лбу пряди и засунув руки глубоко в карманы ветровки, продолжила свой путь.

Теперь спешить было некуда.

Я неторопливо шла по тротуару, стараясь держаться в тени деревьев, чтобы не пугать своим видом случайных прохожих. Жаль, что от измороси их кроны не спасали так же хорошо, как от посторонних глаз. Хотя на меня и так не часто обращали внимание, ведь задержавшиеся на улице люди спешили по домам, боясь окончательно промокнуть. Им не было дела до странной девушки, одиноко бредущей по ночному городу. Для них я являлась лишь призраком, притаившимся в густой тени.

Иногда мне встречались парочки, которые мило держались за руки и обнимались, пытаясь втиснуться вдвоём под один зонт. Я завидовала им белой завистью, ведь они выглядели такими счастливыми и умиротворёнными. Мне бы тоже хотелось сейчас ни о чём не думать и не переживать, наслаждаться унылой прохладой подбиравшейся ночи и держать над головой крохотный зонтик.

Или просто зонтик…

Я поёжилась и сильнее закуталась в ветровку, поглубже зарывшись подбородком в поднятый воротник. Она должна была быть непромокаемой и непродуваемой, но на деле это оказалось не так. Вездесущие мелкие капли давно проникли между волокнами ткани, напитав её и сделав холодной и тяжёлой, а периодически налетавшие ледяные порывы ветра пронзали тысячей иголок, достававших до незащищённой кожи. Мой наряд совершенно не соответствовал погоде: открытые туфли давно промокли, под влажными джинсами играли в догонялки мурашки, а под ветровкой пряталась лишь майка на тонких лямках, которая совсем не грела. Кофту я сняла, когда приехала из больницы, и надеть обратно просто не успела.

Я тяжело вздохнула, и на моих глазах облачко пара растаяло в воздухе, смешавшись с вездесущей изморосью.

А ведь сейчас была середина лета…

Да уж, нам не везло с погодой. Зимы в нашем регионе стояли суровые и холодные, а летом температура редко поднималась выше двадцати пяти градусов. Но сейчас на улице было около десяти. Только мне могло прийти в голову сбежать в такую ночь, не потрудившись собрать тёплые вещи. Я ничуть не жалела о содеянном, но не имела представления, куда теперь идти, и лишь одно знала точно — назад я никогда не вернусь.

У меня больше не было дома.

В один миг маленькая квартира стала чужой и холодной. Стены больше не грели и не давали чувства защищённости. Радость давно ушла вместе с мамой, и никогда уже не вернётся. Единственное существо, которое сохраняло способность беззаветно чему-то радоваться — Снежок — умер по моей вине. Родной отец, которому я доверяла больше всех на этом свете, превратился во врага. А всё, во что я верила, оказалось обманом…

Как такое пережить?

Что нужно было сделать, чтобы справиться с болью, раздиравшей душу на части?

У меня не хватало сил. Я чувствовала, что вот-вот сломаюсь. Я всегда считала маму слабой, но на самом деле слабой оказалась именно я. Она стойко переносила всё, что делали с ней люди, «Тьма» и жизнь, а я уже готова была опустить руки. Рядом не осталось никого, кто мог бы поддержать меня, как поддерживал раньше Ваня, но я сама вычеркнула его из своей жизни, выбив у себя из-под ног последнюю опору. Теперь сахарные декорации уже не таяли, а рассыпались на глазах, и разлетавшиеся во все стороны последние крупицы счастья, надежды и веры в крепкие семейные узы поглощала огромная, жадная пропасть…

Кто был виноват, что всё вокруг рушилось?

«Свет»?..

«Тьма»?..

Наверное, в равной степени.

И, наверное, в равной степени я их сейчас ненавидела.

«Тьму» — за то, что она сделала с нашей жизнью.

«Свет» — за то, что способствовал этому.

И себя — за то, что стала причиной…

«У меня не было выбора…» — грустный шёпот всё ещё стоял в ушах, снова и снова возвращая мысли к последним словам отца. А потом дверь захлопнулась, и я стала слышать только звук своего неровного дыхания, отражавшегося от стен подъезда. Я убегала от его вранья, но, возможно, это была единственная правда во всей моей жизни.

Возможно, папе и вправду пришлось подчиниться обстоятельствам. Возможно, «Свет» и «Тьма» поставили его в ситуацию, которая просто не имела иного выхода. И возможно, ему действительно было тяжело оттого, что он стал невольным соучастником маминого медленного уничтожения…

Но он мог не соглашаться! Он мог пойти наперекор «Тьме», наперекор «Свету», если бы на самом деле любил нас! Ведь когда-то мы были не чужими людьми! Когда-то мы были семьёй!

Чем же «Тьма» его заманила?

Этого я не понимала.

Я словно ходила кругами. Выстраивала домыслы и собирала крошечные кусочки вокруг огромной дыры. В ней находились только вопросы без ответов, и я усердно заполняла её догадками, не представляя, насколько они соответствовали или не соответствовали действительности. С какой бы стороны я не подступилась, меня встречала одинаковая зияющая пропасть, и я не знала, даже не представляла, что там могло находиться. Я чувствовала себя несмышлёным ребёнком, собиравшим пазл, который никак не желал собираться. Всё, что у меня имелось — это разрозненные обрывки информации, которые давала мама, Елизар и бывший отец.

И ещё сны о непонятной битве.

Битве «Света» и «Тьмы». Апокалипсисе, как в библии, исчезнувшей вместе с исчезнувшим Елизаром. Так может, в этом и было всё дело? Я должна была принять участие в битве, должна была сделать что-то важное, и потому они преследовали меня. Потому приставили наблюдателей. Потому обещали отдать «Свету». Потому моя мама терпела своё наказание. И потому за мою душу шла настоящая война.

Неужели ради того, чтобы заполучить одного человека, добро и зло были способны уничтожить всех вокруг? Пусть «Тьме» было всё равно, что произойдёт с другими, а «Свету»? Неужели ему тоже было на всех наплевать и он тоже был готов любыми способами добиваться своих целей?

Тогда папа сказал правильно — «Свет» был ничем не лучше «Тьмы»…

Посмотрев на наш разговор с другого ракурса, я поняла, что поспешила и с выводами, и с действиями. Наверное, не стоило реагировать так резко и убегать из дома посреди ночи. Нужно было всё как следует обдумать, подождать до утра, чтобы нервы и эмоции улеглись, а голова вновь обрела способность ясно мыслить. Сейчас она остыла, но остыла вместе со всем телом, и это являлось не просто неприятным или плохим моментом — это становилось опасным. Постепенно до сознания доходила вся безвыходность моего положения. Я замёрзла, промокла, у меня не было ни вещей, ни денег, ни даже сотового телефона, чтобы позвонить кому-нибудь из знакомых. Да и кому я могла позвонить? Тая уехала домой в Монголию. Вика с Андреем грелись где-то на курорте в Египте. Костя недавно сменил адрес, а нового я не знала. Хотя он мог бы меня выручить, даже если бы я завалилась к нему без предупреждения посреди ночи.