на кадрили…

– Но ты же танцевала! – указываю я. – Ты не отступила.

– Это совсем другое. – Ее плечи опускаются. – Я думаю, что оставить танцора без кадрили, на мой взгляд, еще хуже, чем танцевать перед всеми. Я, конечно, поволновалась, но там танцевали и другие. Там был Педро. А региональные соревнования – это совершенно иное. Я бы оказалась на сцене против какого-нибудь другого ученика.

– Хочешь, я познакомлю тебя с Пиментель? – Она уже снова качает головой, но я продолжаю: – Просто выслушай. Я знаю, это страшно, но она поможет тебе. Она помогла мне. И она будет давать тебе задания столько раз, что до декабря ты научишься быстрее сосредоточиваться. – Ее круглые темные глаза сияют, как будто она представляет, как добьется этого. – Она отличный учитель. И я тоже помогу тебе. Ты все это время подбадривала меня в кулинарном клубе, так что пришло время и мне поддержать тебя.

– Лари, я не знаю…

– Просто хотя бы поговори с ней. Без всяких условий.

– Хорошо, я могла бы с ней поговорить… – начинает она, и я тут же встаю и предлагаю ей пойти со мной в учительскую. Из-за всей этой суматохи библиотекарша выглядит так, будто собирается выполнить свое обещание. – Лари, я ничего не обещаю!

Когда я их знакомлю, Синтия пожимает Пиментель руку и бросает взгляд в конец коридора, как будто всерьез подумывает сбежать. Но Синтия и Пиментель – родственные души. Их любовь к математике заразительна, и на мгновение я забываю о своих заботах об университете и просто слушаю, как Синтия обсуждает свои цели, а Пиментель рассказывает байки о том времени, когда она училась в университете. Но потом я начинаю задаваться вопросом… Так вот что имела в виду Пиментель, когда сказала, что мы должны учитывать то, что нам нравится, когда станем выбирать себе специальность?

Я знаю, что никогда не проявлю такого же энтузиазма в экономике.

В конце концов Синтия соглашается подать заявку – она может позже решить, будет ли она участвовать в соревнованиях в декабре или нет, – но, по крайней мере, она делает первый шаг к своей мечте при поддержке Пимен- тель.

Когда мы выходим из офиса, Синтия выглядит так, словно ей плохо. Звенит звонок, возвещая о конце перемены, но прежде чем я направляюсь в свой класс, а Синтия – в свой, она останавливает меня:

– Лари, ты сказала, что тебе трудно принять решение о поступлении в университет, но что насчет «Соли»?

А что насчет «Соли»?

Она как будто прочитала мои мысли и продолжает:

– Ты явно любишь выпечку. Ты никогда не думала о том, чтобы стать пекарем? Поступить в кулинарную школу? Работать в «Соли»?

– Я слишком бездарна на кухне, чтобы идти по стопам своей семьи. Я, наверное, буду изучать экономику… Я имею в виду, даже если мне это не совсем нравится, это то, чего хочет для меня моя мама.

Синтия скрещивает руки на груди.

– Что бы ты там себе ни думала, у тебя, несомненно, особые отношения с приготовлением пищи и выпечкой. Лари, может быть, ты просто боишься это признать. Может быть, тебе не терпится попробовать что-то новое и сложное. Поверь, я это понимаю. Но разве ты не считаешь, что приготовление пищи сделает тебя счастливой? По крайней мере, счастливее, чем если ты станешь бухгалтером? Я видела тебя на кухне. Ты там всегда такая живая. Гораздо живее, чем когда участвуешь в математических конкурсах.

Нахмурившись, я обдумываю ее слова.

– Но разве я не должна продолжить карьеру в чем-то, в чем я уже хороша? У меня нет волшебных рук моей бабушки, так как же я могу стать пекарем? Как я вообще смогу поступить в кулинарную школу?

Она вздыхает.

– Они тебе не нужны, чтобы готовить. И они определенно не являются обязательным требованием, по крайней мере, для того, чтобы учиться кулинарии. – Она подмигивает. – Единственное, что тебе нужно сделать, – это отправить заявление.

32

СУББОТА, 4 ИЮНЯ

– Сюрприз! – восклицает мама, когда мы сворачиваем за угол.

Перед нами вывеска с надписью «UFPe» большими печатными буквами. Федеральный университет Пернамбуку. Я теряю дар речи, и хотелось бы мне, чтобы это случилось по правильной причине. У меня возникает странное чувство, как будто внутри пищит устройство, кричащее, что у меня вот-вот закончится кислород.

– Я подумала, что пришло время нам с тобой посетить кампус, – с улыбкой говорит мама. – Я тебя удивила?

Когда мама попросила меня поехать с ней в Ресифи, я ухватилась за эту возможность. Я знаю, что в следующие выходные она будет занята подготовкой к кейтеринговому мероприятию, и я подумала, что, возможно, это был ее способ сказать, что ей нужен небольшой перерыв в это субботнее утро.

Я-то думала, что мы сходим на пляж Боа-Виажем[74], чтобы выпить кокосовой воды и понаблюдать за людьми, прогуливающимися взад и вперед по усаженной пальмами кальсаде[75], как мы делали, когда я была помладше. Воображала, как мы пересекаем хорошо освещенный проспект и направляемся в их фейринью – это море бирюзовых навесов в шаге от песчаного пляжа, – чтобы поглазеть на картины, платья и украшения, продаваемые в киосках рядом с возвышающимися над нами большими белыми зданиями. Представляла, как мы становимся в очередь, чтобы отведать восхитительную тапиоку с кокосом и сыром, болиньос де шарке[76], запиваем все это сладчайшим соком из сахарного тростника. И возвращаемся домой с новыми силами, чувствуя на коже запах соли.

Я ошибалась.

Когда мы въезжаем в кампус, мама вытягивает шею и выглядывает в окно. Ее глаза широко распахнуты и полны восторга, как у ребенка в парке развлечений, который никак не придумает, на чем покататься в первую очередь.

– Смотри. Смотри! – восклицает она, указывая в окно.

Я пытаюсь вызвать у себя такое же волнение, но мама слишком поражена, чтобы заметить, что у меня ничего не получается.

– Столько студентов каждый год подают заявление… – восхищается мама. – Я точно знаю, Лари. Это место станет для тебя свободой. Твоей независимостью.

Она говорит так, как будто в своей нынешней жизни я нахожусь в плену.

– Знаешь, учеба здесь сделает тебя такой счастливой. Поможет тебе понять, какой ты человек. Это так важно, filha.

Но я уже счастлива. И я знаю, каким хочу быть человеком.

Я хочу быть пекарем.

На меня с кристальной ясностью снисходит откровение.

Мое сердце бешено колотится в груди, и у меня возникает ощущение, что я стою высоко-высоко над бассейном и смотрю на воду с трамплина для прыжков. Я хочу