– Ну, брат, этого я не знаю, – развел руками Палкин. – Этоты со своими бабами сам разбирайся, кто чернявая, кто рыжая, у кого какиеглаза. Хотя чего тут особенно разбираться? Эта, черненькая, видать, старалась длясвоей рыженькой подружайки, только и всего.

Кто это сказал: даже устами дебила иногда глаголет истина?Если это выражение впервые употребил Алехан Меншиков, честь ему и хвала затакой, не побоимся этого слова, трюизм. Ну конечно же, цыганистая ЭльвираХолмская предоставила, так сказать, жилплощадь для встреч своей зеленоглазойподруги с доктором Меншиковым. Интересно, они обе действовали по просьбеБушуева или только та, рыжая?

Кстати, о брюнетках! Что это там бормотал Гошка… Александрбыл после своего приключения в таком шоке, что почти не обратил на его слованикакого внимания, а между тем шофер клялся-божился, что, пока ждал пропавшегодоктора, видел, как по двору прошла хозяйка сто седьмой квартиры. Та самаяЭльвира, которую ее соседка Галина числила в отсутствии. Да и не только Галина– в этом не сомневалась и милиция, и домоуправление. Но Гоша уверен, что виделименно ее. И Палкин описывает очень похожую женщину. Как бы сравнить ихвпечатления, сопоставить, так сказать, показания свидетелей? Да очень просто.Витек обмолвился, что видел фото Эльвиры у соседки. Надо показать фотографиюПалкину и…

И что? Какое дело Александру до какой-то там брюнетки, когдаего интересует только рыжая, с зелеными глазами…

Но брюнетка – это совершенно реальный подход к загадочнойженщине, которая свела с ума доктора Меншикова. Расчетливо, сознательно,жестоко… незабываемо!

«Через эту глупую любовь я одурел совсем!» – снова простоналгде-то за околицей сознания бедный кузнец Вакула, и Александр сердито тряхнулголовой. И вспомнил, где и почему находится.

– Ладно, черт с тобой, живи, – злясь на собственнуюмягкотелость, бросил он Палкину. – Но имей в виду, если ты не вернешь деньгиАсе Ивановне, я тебя точно сдам в ментовку, понял? И еще… я тебе покажу однуфотку, а ты ее опознаешь. Иначе… смотри мне!

Палкин слабо кивнул, еще не вполне соображая, отделался онлегким испугом или самое страшное все-таки впереди.

Александр чуть было не повернулся к нему спиной, но решилвсе-таки не выходить из образа до конца. Попятился за дверь, не спуская сокаменелого фельдшера прицельного взгляда и все еще держа руку за спиной, какбы готовый в любое мгновение выхватить некую стрелялку. Прикрывая дверь, нарочногромко скомандовал:

– Отбой, ребята. Уходим, быстро!

И громко затопал, изо всех сил стараясь в одиночкуизобразить как минимум пятерых грозных подельников.

В вестибюле за стойкой портье опять было пусто. Александрпожал плечами и бросил на стол сотенную. Наверное, этого окажется мало, но чтоон мог поделать, если мальчонки не оказалось на месте? А вот не бегай в рабочеевремя где попало!

Сделал несколько шагов – и вдруг вернулся, положил на стойку«Век криминалистики». Эта книга уже сыграла свою роль в его жизни!

Выйдя на крыльцо, во влажный, накуксившийся теплым дождикомавгустовский день, атмосфера которого чем-то до боли напоминала душно-баннуюатмосферу «Русалки», Александр вспомнил водоплавающее создание с мелированнымиволосами и узенькой белой полосочкой незагорелой кожи на бедрах. Она ведь так ибудет в бассейне сидеть!

Ну и пускай сидит, Александру обратной дороги уже нет.Оставалось только надеяться, что «русалка» уберется из бассейна прежде, чемкрасящий пигмент повлияет на цвет ее кожи. С одной стороны, тело русалки,конечно, должно быть под цвет воды, но, с другой стороны, сделаться голубой… неженское это дело!

Добрые люди везде отыщутся, и на чужой роток не накинешьплаток – это Анюта с малых лет знала. Она едва успела войти в автобус наавтовокзале райцентра, как с заднего сиденья ей принялась неистово махатьКатюша Перебывалова, тоже заманихинская, но пришлая и как бы временная, вместес мужем жившая в деревне уж который месяц в доме больной матери, ухаживать закоторой приехала сначала она из какого-то уральского городишки, потом мужаперетащила, а теперь поговаривала, что надо и свекровь перевозить вместе с детишками.Мать Катюшина была уже совсем плоха, но если сначала дочка мечтала продать доми вернуться на Урал, то теперь ясно было, что родимые места ее притягиваютбольше, чем дальние. Анюта когда-то училась с Катюшей в одной школе, правда,Катерина была на пяток лет постарше и подругами они никогда не были, потомдолго вообще не виделись, и Анюта вполне обошлась бы в жизни без новых встреч сКатюшей, которая и всегда-то любила посплетничать, а с годами обрела навыкизаписной ворошительницы чужих судеб. Ее хлебом не корми, только дай высказатьчеловеку в лицо все, что она о нем думает, причем с такими участливовытаращенными голубыми глазами, что даже не сразу можно было понять, чтоКатюша, оказывается, тебя поедом ест, да еще и причмокивает.

Анюта по своей воле никогда бы рядом с Катькой не села, нопросто деваться оказалось некуда: автобус был переполнен, даром что это первый,самый ранний рейс (вблизи Заманихи располагались два пионерлагеря, турбаза,санаторий и дачный поселок). Стоять два с половиной часа в тесном, пропитанномбензиновой гарью, скачущем на ухабах «БелАЗе» – последнее удовольствие насвете. Да еще тяжеленные сумки с учебниками и гостинцами держать… А вот околоКатьки каким-то чудом сыскалось свободное местечко – вернее, она его создала изничего, как-то подвинулась, кого-то из соседей потеснила, на кого-тоогрызнулась и заставила поджаться, так вот и удалось Анюте втиснуться бочком, апотом, когда дорога поневоле утрясла пассажиров, сидеть стало почти свободно,даже можно было откинуться на сиденье и чуточку подремать.

Но с Катькой как раз подремлешь! Стоило Анюте смежить веки,как Перебывалова начала молоть языком, да так громко, что невольно всеокружающие прислушивались. Единственным способом ее утихомирить былоподсунуться к ней поближе, глядеть ей в рот, ловить каждое слово и участливокивать, показывая, до чего ты внимательно слушаешь, что Анюта и была вынужденаделать всю дорогу, пока сама себе не стала казаться кем-то вроде китайскогофарфорового болванчика с вечно качающейся головой. Такой болванчик стоял всерванте у Анютиной школьной учительницы, Тины Ивановны, начиная туда-сюдакачаться от малейшего движения близ серванта, и Анюте всегда бывало страшно,что его голова вот-вот отвалится, но шли годы, а голова все не отваливалась, поэтомуАнюта в конце концов поверила, что и с ее собственной головой ничего непроизойдет, если она будет кивать в такт Катюшиным словам. Да и тряскаавтобусная этому только способствовала.