Западная русская армия перешла под охрану Германии, и я принял на себя командование. Прошу сообщить радиотелеграммой о Вашем согласии объявить в ночь с 19-го на 20 ноября перемирие, чтобы начать мирные переговоры.

Генерал-лейтенант фон Эбергард».

В связи с этим того же 19 ноября министр иностранных дел Латвии послал в Берлин телеграмму:

«Берлин. Министру иностранных дел Германии.

Латышский главнокомандующий только что получил следующую радиотелеграмму (передается текст телеграммы генерала Эбергарда). Мы просим германское правительство немедленно сообщить нам, во-первых, признает ли германское правительство генерала Эбергарда германским главнокомандующим в Курляндии и, во-вторых, солидарно ли германское правительство с содержанием вышеприведенной телеграммы.

Министр иностранных дел Мееровиц».

На эту телеграмму ночью 24 ноября был получен следующий ответ:

«Из Инстенбурга через Либаву. Министру иностранных дел Латвии.

В ответ на Вашу искровую телеграмму от 19 ноября германское правительство сообщает, что оно назначило генерала Эбергарда германским главнокомандующим в Курляндии, поручив ему перевести обратно из Курляндии в Германию германские и бывшие германские военные отряды. Германское правительство признает, что оно, в согласии с комиссией Антанты, признает предложение генерала Эбергарда о перемирии».

В данном случае латышское правительство ловило германское правительство «на слове», чтобы впоследствии учинить ему основательный иск за военные убытки, причиненные Латвии бермондтовщиной.

При необыкновенно благоприятной военной обстановке латыши совершенно не думали о перемирии. Их задачей теперь являлось не только окончательное изгнание немцев из Курляндии, но и… ответный поход на Берлин, как того требовали досужие стратеги из числа газетных латышских борзописцев. Вместо перемирия, латышское командование приступило к обложению Митавы с целью нанесения ей одновременного удара с трех сторон.

Не получая ответа на предложение о перемирии, генерал Эбергард издал приказ об эвакуации Митавы в кратчайший срок. Но произвести сколько-нибудь основательную эвакуацию Митавы не представлялось возможным.

21 ноября, с пяти часов утра, латышская артиллерия начала сильный обстрел Митавы с трех сторон. От разрыва снарядов загорелся исторический замок Бирона, горела гимназия и реальное училище. В какой-нибудь час в городе возникло до сорока пожаров. Стрельба продолжалась непрерывно, причем главная сила огня была направлена на вокзал и пароходную пристань, где стояли задержанные пассажирские пароходы товарищества Аусбург, зачисленные в военный флот Бермондта под названием «Митавская речная флотилия». Около 2 часов утра латышские войска ворвались в Митаву и на улицах начались ожесточенные штыковые бои между латышами и не успевшими уехать немецкими солдатами. Особенно жаркие сражения произошли на станции Митава-товарная, защищавшейся немцами воистину геройски. Станция была взята только спустя два часа, после того как латыши ворвались в город и все защитники ее пали. Добыча латышей в Митаве была огромная. В их руки попало 200 груженых вагонов, 6 пароходов, 20 орудий, 10 тысяч снарядов, 1 броневой поезд, 5 бронированных пароходов, 30 грузовых и легких автомобилей, 500 бочек бензина и станция беспроволочного телеграфа.

Германские войска отхлынули в Литву на Шавли.

Пожар митавского замка Бирона продолжался трое суток, и замок выгорел дотла, к огромной радости латышей, исторически ненавидевших этот замок.

Митавский замок был построен великим Растрелли, в момент возведения Эрнеста Иоганна Бирона, находившегося тогда в зените своей славы при дворе Анны Иоанновны, в Курляндские герцоги (1737). Постройка замка была задумана и начата Бироном в грандиозных размерах, но была прервана его опалой и ссылкой в 1741 году. Лишь вернувшись после 22-летнего изгнания, он снова взялся за довершение своей заветной мечты. Однако денежные средства Бирона были уже не те, что раньше, и оттого внутренняя отделка зал и помещений грандиозного здания не была доведена до конца. Митавский замок Бирона, наряду с Зимним дворцом, Пажеским корпусом и Смольным в Петербурге, являлся одним из самых грандиозных произведений Растрелли, где он мог проявить свой гений в полном размахе. Жертвой огня также сделалась декоративная роспись плафонов и супрапортов, исполненная знаменитыми итальянскими художниками Ротари и Фонтебасса, старинная мебель и курляндский губернский музей.

Конец «бермондтиады»

Описание бегства самого Бермондта дает уже не раз цитированная докладная записка офицера для поручений при армии Бермондта:

«К началу ноября вполне ясно выяснилось, что русские войска совершенно не желают сражаться с латышами, а немецкие части, убедившись в том, что латыши оказывают сопротивление, отказывались драться и заявляли, что они пришли не для того, чтобы подставлять свои головы под пули.

В середине ноября, когда положение на фронте считалось серьезным, полковник Бермондт собрал офицеров, находящихся в Митаве, и сказал им речь, в которой ругал офицерство за распущенность, за плохое поведение на фронте и в боях, и в то же время говорил, что его плана войны никто не знает и что, во всяком случае, никто в Москве раньше его не будет.

Офицеры речь Бермондта резко критиковали и почти открыто высказывали свое неудовольствие. По расспросам офицеров и солдат было видно, что вообще никто не хочет вести войну не только с латышами, но и вообще воевать. 17 ноября в Митаве была полнейшая паника, и каждый собирался удирать из города. Панику, собственно, устроил сам штаб армии, который в спешном порядке стал упаковывать вещи.

18 ноября все улеглось, и занятия пошли нормально. 21 ноября получились сведения с фронта, что латыши обходят Митаву, и тогда штабу армии было приказано оставить Митаву и двигаться на Шавли. Обоз штаба ночью выступил по дороге на Альт-Луц и Муравьеве, а штаб с Бермондтом утром 21 ноября уселся в поезд и поехал в Шавли. Не доезжая до Шавли, поезд был обстрелян ружейным и пулеметным огнем со стороны литовцев; во время обстрела солдаты и некоторые офицеры выбежали на полотно железной дороги и стали отстреливаться. Суматоха была полная, каждый командовал и действовал по-своему. Бермондт в страхе сидел в купе вагона и никаких приказаний не отдавал. Многие улеглись на пол вагона и находились в таком положении, пока поезд не вышел из-под обстрела. Приехав в Шавли, штаб армии не имел никакого понятия, где находятся войска и что они делают. 23 ноября Бермондт со штабом поехал в Муравьево, куда должны были отступать русские войска. В Муравьеве выяснилось, что русские войска в беспорядке отступают прямо на Муравьево, а немецкие на Шавли. Там же, в Муравьеве, было объявлено, что все русские части будут направлены в Силезию, в Нейссе. Солдаты, придя в Муравьево, стали большими партиями направляться к литовскому коменданту и переходить в литовские части. Перед эвакуацией Муравьева русских солдат там оказалось не более тысячи человек, которые были посажены в поезд и отправлены в Германию.