но бермондтовская артиллерия с одинаковым усердием обстреливала вокзалы и частные дома, правительственные здания и церкви, базары и больницы, музеи и скверы, сады и городские приюты. Что обстрел Риги носил характер чистого озорства, можно видеть из того, что иногда по городу выпускались исключительно химические снаряды с удушливыми газами. В местах, где падали такие снаряды, воздух застилался едким черным дымом, отравляясь которым умирали находившиеся на улице люди и лошади. Там, где разрывались такие снаряды, камни мостовой и стены домов окрашивались светло-зеленой краской. Сколько было убитых, раненых и отравленных газами за все время бомбардировки Риги, точно сказать трудно, но, во всяком случае, количество жертв бессмысленного обстрела должно определяться сотнями.

Даже пребывание в домах не спасало людей от смерти, так как сплошь и рядом тяжелые снаряды насквозь пробивали толстые стены домов, разрушая квартирную обстановку и убивая и раня жильцов. Нередко бомбами, сброшенными с аэропланов, разрушались целые деревянные дома. Один снаряд, разорвавшись в квартире датского консула Нильсена, разрушил всю обстановку и убил жену консула. Сам консул, отравленный газами, был отправлен в больницу. 29 октября в 3 часа дня снаряд попал в городскую столовую, переполненную посетителями. К счастью, снаряд, пробив толстую стену, не разорвался, но осколками кирпичей было ранено восемь человек.

Между прочим, подвергся бомбардировке и городской музей, в котором осколками снарядов были испорчены некоторые картины русско-латышских художников, в частности «Северная ночь» академика Пурвита, «Купальщицы» Розенталя и «Вечер» Клевера.

Но самым безобразным деянием артиллерии Бермондта был обстрел рижских церквей, из которых особенно пострадали древнейшая «Peter Kierche», Dom и православный кафедральный собор. В православном соборе были выбиты все стекла, произведены огромные разрушения в цилиндре купола, самый купол был пробит в трех местах, одним из снарядов был сметен весь правый портал. Впоследствии из-за проникшей в окна и пробоины сырости погибла прекрасная стенная роспись собора.

Что касается повреждений художественных и исторических зданий старой Риги, об этом свидетельствует протокол экспертов-специалистов, составленный после окончания обстрела:

«Бермондтовская бомбардировка была первая со времени той, которой в 1710 г. Великий Петр подверг Ригу, перед ее капитуляцией. С тех пор войны пощадили город, если не считать сожжения форштатов в 1812 г., произведенного русскими властями ввиду ожидаемого наступления французов. Это сожжение предместий имело целью очистить гласис перед стенами крепости. При всей своей нелепости и разорительности, оно не уничтожило никаких замечательных архитектурных памятников, тогда в форштатах не имевшихся.

К счастью, ни одна из башен Риги не была сбита снарядами Авалова. В замок было порядочно попаданий, и выходящая на берег массивная башня сильно повреждена в верхней части, однако башня лишена каких бы то ни было художественных деталей, и потому исправление ее является вопросом чисто строительным. Прелестный висячий балкончик XVII века, приклеенный к левому углу, выходящему на берег корпуса, уцелел, если не считать разбитых стекол, хотя небольшого снаряда было бы довольно, чтобы его уничтожить. В башню Домской церкви попало два снаряда, из коих один сорвал часть перил ажурной галереи, между куполом и фонарем. Во внутренность Домской церкви попала одна шрапнель. Пробив одно цветное окно, она рикошетировала, отбив угол древней гробницы архиепископа Вильгельма Бранденбургского. Затем она упала не разорвавшись. Это большое счастье, так как иначе от детонаций лопнули бы все окна храма с живописью на стекле. Хотя они новейшего происхождения и художественная ценность их неравномерна, все же материальная стоимость их и трудность возобновления были бы весьма значительны. Часть живописи окон являет выдающиеся оригиналы рижского живописца на стекле Эрнеста Тоде. Одно из окон, исполненных Тоде, «Вознесение Господне» (1899 г.) в одном месте, к счастию не наиболее существенном, пробито осколком другой шрапнели. Одна граната сорвала крышу алтарной апсиды, так что детонация произошла-таки, но окна и внутренняя обстановка, если не считать мелочей, остались невредимы.

Также случайно уцелел прекрасный чеканный бронзовый горельеф середины XVIII века (Св. Георгий, поражающий змея), помещенный в фронтоне Вдовьего дома Св. Георгия (Господская ул., 34, угол больш. Кузнечной).

В здание попал ряд снарядов, один из которых пробил огромную брешь в фасаде совсем близко от рельефа.

К сожалению, вред, причиненный церкви Св. Петра, очень велик, так как умышленно целились в башню, полагая, что на ней находится наблюдательный пункт».

Все это варварство заставило местное духовенство заявить решительный протест перед полковником Бермондтом и европейским духовенством. 22 октября, под председательством рижского благочинного протоиерея Тихомирова, состоялось объединенное заседание священников, пасторов, ксендзов и раввинов, постановившее послать телеграмму, адресованную полковнику Бермондту, германскому и антантовским правительствам, папе, епископам Кентерберийскому и Парижскому, епископу Упсальскому, курляндскому суперинтенденту, берлинскому богословскому факультету. В телеграмме между прочим говорилось:

«Уже 14 дней армия полковника Бермондта обстреливает город снарядами с удушливыми газами. Каждый день требует новых жертв. Мирное население страдает чрезвычайно. Разрушаются не только частные дома и имущества, но также и церкви. Мы обращаемся ко всем священнослужителям христианских церквей, в особенности к духовенству в Курляндии, с молитвенной просьбой употребить все свое влияние для прекращения обстрела неповинного города».

В ответ на это воззвание полковник Бермондт не замедлил ответить рижскому духовенству следующей радиотелеграммой:

«Ваше радио за № 01216 получено. Пока не будут сняты пулеметы с колоколен, уведены батареи с улиц и площадей и пока не прекратится обстрел незащищенного города Торенсберга, я принужден отвечать на огонь латышских войск, от которых зависит прекращение военных действий.

№ 277.

Командир Западной добровольческой армии князь Авалов».

Но протест рижского духовенства взволновал европейское общественное мнение. 1 ноября этот протест был заслушан в Гааге на заседании Конгресса Всемирного церковного союза. Представитель Латвии на этом конгрессе, пастор Ирбе, прислал министру внутренних дел телеграмму, в которой сообщал, что призыв духовенства Латвии нашел живейший отклик в Дании и Швеции и архиепископами этих государств предприняты дипломатические меры перед представителями европейских держав, дабы обратить внимание Европы на бедствия, причиняемые действиями полковника Бермондта.

Со своей стороны латвийский Красный Крест послал телеграфную просьбу в комитет Международного Красного Креста о защите мирного населения Риги, страдания коего исключительно тяжки.

Действительно, неожиданная осада поставила городскую бедноту в крайне трудное положение. В связи с приостановкой работ на фабриках и заводах, трудовое население Риги оказалось без работы, без денег, а стало быть, и без хлеба. Подвоз продуктов в Ригу из деревень совершенно прекратился, цены на продукты резко поднялись, и их можно было покупать исключительно за царские деньги. Латышские деньги подвергались рижскими купцами бойкоту, и полиции пришлось употреблять по отношению к торговцам угрозы расстрелом.

Не менее тяжелы были и страдания от холода, так как в городе вряд ли был хотя бы