в Усть-Двинске и Торенсберге, были обстреляны английскими морскими орудиями. Один батальон Пластунского казачьего полка благодаря этому нападению был совершенно уничтожен. Английский адмирал в Либаве в своей радиотелеграмме от 15 октября открыто сознает состоявшийся обстрел и грозит не прекращать огня по русским частям до тех пор, пока не будут очищены все предместья.

Открытием военных действий против антибольшевистских войск, представляющих собой часть армии генерала Деникина, Англия открыто становится на сторону большевиков и вступает в состояние войны со своими бывшими союзниками – русскими. Эта открытая поддержка большевиков тем более непонятна, так как Англия одновременно призывает все культурные нации к окончательной борьбе с большевизмом».

Возмущенный Бермондт в ответ на бомбардировку Усть-Двинска, от себя лично послал очередную ноту:

«Радио. 16 октября 1919 г. № 114. Митава.

Командиру английской эскадры.

В связи с перехваченной Вашей радиотелеграммой, в которой Вы требовали, чтобы мои войска в течение 2 часов очистили Усть-Двинск, 15 октября с трех миноносцев был открыт огонь, несмотря на мое сообщение, что Усть-Двинск занят 1-м Пластунским полком. Я возмущен и удивляюсь, что английское командование допустило открытие огня с моря и таким образом была пролита кровь русских солдат. Мною отдан приказ стрелять по кораблям, открывающим огонь против моих войск. О Ваших действиях, поддерживающих латышских мятежников против русской армии, сражающейся за восстановление России, я сообщил адмиралу Колчаку и генералу Деникину.

Командир Западной добровольческой армии князь Авалов».

На эту угрозу последовал краткий ответ:

«Полковнику Бермондту. Митава.

Я не признаю русского командира, воюющего вопреки приказам генерала Юденича и ведущего бои под немецким руководством.

Либава, 16/10 1919 г. № 6746.

Капитан Бриссон».

После такого уничтожающего поражения полковнику Бермондту, казалось бы, следовало убраться из-под Риги подобру-поздорову и оставить ее в покое. Но бермондтовские войска, стоявшие в Торенсберге и тоже понесшие значительные потери, в отместку за личные неприятности днем 15 октября вновь открыли губительный огонь по несчастному городу. На этот раз стрельба производилась даже снарядами с удушливыми газами, жертвами которых в больницах умерло 28 человек. Чтобы заставить замолчать бермондтовские батареи и прекратить бессмысленную стрельбу, английская эскадра вновь подвергла жестокому обстрелу артиллерийские позиции частей армии Бермондта в Торенсберге и Гагенсберге.

Вечером того же дня Бермондт, обескураженный новой стрельбой англичан, стал просить перемирия и послал капитану Бриссону новую ноту:

«№ 190. 15/10.

Командующему английской эскадрой, Ревель – Либава.

Обеспечив мою военную базу для похода против большевиков, уже 10 октября я предлагал латышам прекращение военных действий. Прошу Вас помочь мне в достижении этой цели. Войска мои стреляли только по позициям угрожавших мне латышей. Считал корабли союзников друзьями России, а не частью латышского войска, борющегося против нее. Так как переговоры по радио слишком медленны, прошу выслать в Митаву уполномоченных для переговоров о скорейшем прекращении кровопролития. Требую прекращения огня союзных кораблей по моим войскам и по мирному населению Торенсберга.

Командующий Западной добровольческой армией полковник князь Авалов-Бермондт».

Ответ Бриссона гласил:

«Митава. Полковнику Бермондту.

Прежде чем дать союзным военным судам другие инструкции, я жду Вашего извещения, что военные действия между Вашими и латвийскими войсками прекращены и что вы уже покинули все рижские позиции. Прошу Вашего объяснения о бомбардировке тех мест, поблизости которых находились на якорях корабли союзников.

Капитан Бриссон».

Само собой разумеется, что ни латыши, ни англичане нимало не верили искренности всей этой радиолитературы, которую полковник Бермондт усердно плодил в течение этих пяти-шести дней, являя пример самого словоохотливого во всей мировой истории полководца. Но все же, не желая подвергать свои войска новому обстрелу с моря и желая вывести их на приличное расстояние от небезопасного теперь Усть-Двинска, Бермондт распорядился отвести свое левое крыло обратно к великолепно оборудованным Олайским позициям. Это отступление было формулировано в сводке Западной армии следующим образом:

«За последние дни огонь военных судов Антанты в рижском районе усилился. Поэтому командование Западной армией было вынуждено оттянуть свои войска с обстреливаемых мест. Предполагая, что мы отступаем, латыши густыми колоннами последовали за нами, но попали под огонь наших арьергардных пулеметов и понесли большие потери. Особенно пострадал 5-й Венденский полк, два батальона которого совершенно уничтожены. Отряды Западной армии ночью отступили на Олайские позиции. Неприятель не осмелился до сего времени преследовать нас. В данный момент у нас нет боевой связи с неприятелем. Войска, находившиеся под огнем судов Антанты, на хорошо оборудованных Олайских позициях, могут спокойно ожидать дальнейшего наступления латышей, если они осмелятся его повести».

Неудачи под Икскюлем и Фридрихштадтом

Но беда никогда не приходит одна, а влечет за собой ряд новых. Прежде всего, надежд полковника Бермондта не оправдал Балтийский ландесвер, то есть добровольческие полки немецкой молодежи Прибалтики, организованные немецким баронством еще во время борьбы с латышскими большевиками в начале 1919 года. Бермондтовское командование и лифляндско-курляндское баронство сильно рассчитывало, что в нужнй момент ландесвер примкнет к бермондтовской армии и, находясь в Латгалии, ударит латышам в тыл, в то время как бермондтовские отряды будут переходить Двину в районе Фридрихштадта. Однако балтийская немецкая молодежь не сочла нужным вмешиваться в эту историю и предпочла борьбу с латышскими большевиками на Латгальском фронте. Нужно признать, что Латвия, все силы которой с большевистского фронта были переброшены на бермондтовский фронт, если кому и обязана недопущением вторичного вторжения красных латышских стрелков на латвийскую территорию, то исключительно Балтийскому ландесверу, мужественно отражавшему все атаки Красной армии на латгальском, режицко-двинском, красном фронтах.

Не удавался никак и переход через Двину в обход Риги. Потерпев дважды поражение под Икскюлем, то есть в наиболее удобном месте для переправы через Двину, штаб полковника Бермондта стал пробовать счастья в другом месте, более уязвимом и более неудобном, у Фридрихштадта. Но и здесь, несмотря на отличные артиллерийские подготовки, бермондтовская пехота не только не проявляла особенной доблести, но, наоборот, фридрихштадтский плацдарм сделался пунктом, где бермондтовцам русской национальности было особенно удобно переходить на сторону латышей, чем они и пользовались в достаточной мере.

В итоге десятидневной неудачной борьбы за переправу через Двину и в связи с рано наступившими холодами настроение бермондтовских войск упало, участились случаи неповиновения боевым приказам, открылись митинги, на которых солдаты открыто обсуждали вопросы: наступать или не наступать, воевать или не воевать? Положение осложнилось еще и тем, что сдавшиеся в плен русские бермондтовцы, убедившись, что их до сих пор обманывали, выдавая латышских солдат за большевиков, составили воззвание к своим товарищам с разоблачением обмана и с предложением не воевать с латышами. Воззвания эти затем сбрасывались с латышских аэропланов, над