Как бы ни так. Я бы предпочла для сначала узнать, куда меня занесло по воле все того же треклятого принца.

– Я позову девушек, убирать беспорядок придется аж до вечера, советую вам выйти в сад на прогулку или еще что…, – Тирива сокрушенно покачала головой.

Ее можно понять, дел у служанок всегда много, а теперь прибавилось, им придется работать весь день и скорее всего, ночь, чтобы убрать то, что, как ни странно, натворил дворец, спасаясь.

Обняв женщину напоследок, я решила выйти в холл на первом этаже, послушать, что говорят придворные. Кому как не им известно все на свете. Выглянув в коридор, я думала встретить снаружи пустые разгромленные пространства, однако меня застали оживленные разговоры, кто-то плакал, кто-то бранился почище солдат, позабыв о благородстве крови. Я прислушалась, надеясь подольше остаться незаметной.

Одна дама рыдала настолько звучно, что казалось, ей как минимум отрезало обе ноги, но все оказалось намного хуже (по словам всё той же дамы), – во время тряски со стены упал портрет, написанный уважаемым художником, почившим ныне. Портрет писался в те благие времена, когда дама еще не успела раздаться до размеров шкафа и была юна и прекрасна. Потрет, увы пришел в негодность. Именно это и повлекло за собой столько шума. Три тощие служанки вились вокруг пожилой леди, всеми силам пытаясь привести ту в чувства.

Выйдя в коридор, первым делом посмотрела по сторонам и не заметив ничего интересного, я все же спустилась в холл. В просторном зале собралась большая часть придворных. Кому-то повезло меньше, чем даме с портретом или мне, у кого-то на лице застыли кровавые подтеки, кому-то лекари перевязывали голову. Большинство людей тряска застала во сне, не все успели среагировать быстро.

Отвратительное свойство высоких эксклюзивных балдахинов – ломаться при таких сильных толчках. Не представляю, каково это, проснуться, когда на тебя валятся тяжеленые балки, опутанные нежнейшей тканью. Эта ткань словно бы погребает тебя, укутывая в саван.

Участь похуже – когда тебя придавливает собственным портретом во весь рост.

Я не могу, как бы ни пыталась, сочувствовать савирийцам. Смотрю, как лекари суетно бегают от одного придворного к другому, накладывая мази и бинты в то время, как единственный из всех лекарей, кто способен лечить с помощью магии, занимается самыми тяжелыми повреждениями. Его лечебный угол расположили в нише, поставив туда достаточно громоздкое кресло. Когда я вошла в холл, туда как раз уложили лорда Эствейра. В тот момент, когда лекарь с помощью дара ломал в ноге лорда кости, чтобы срастить их заново правильно, я улыбалась, сложила ладони у груди, подобно ангелу, смотрящего с небес на рождение прекрасного. Крики лорда подпитывали меня. Эствейр сжимал челюсть, грозя себе ее вывихнуть и смотрел на меня полным ненависти взором. Этот миг, который, должно быть, для лорда продлился целую вечность, символизировал мое истинное отношение к савирийцем: точно так же я буду наблюдать за гибелью вашего королевства, вспоминая, сколько невинных людей заморили вы.

Как бы ни хотела забыть, но я помню все выдержки из диалогов служанок-савириек. Как они обсуждали, сколько людей недавно погибло на шахтах от шахтерской болезни, сколько младенцев отняли от грудей матерей, скинув их в общую яму, потому как рождаемость васмиорцев было принято строго контролировать, чтоб мы не расплодились до той степени, когда сможем позволить себе восстать. Сколько рабынь за последние сутки изнасиловано. Помню даже едкую фразу, брошенную одним из гостей Рида: их бы стерилизовать, чтоб не наплодили смесков. Помню, что рабов секли, подобно собакам за любую провинность. Не все выдерживали гуляния кнута по спине, многие отдавали богам душу в обмен на вечный покой. Помню, что всех сирот закрывали в загонах для скота, милостиво позволяя дохнуть им без пищи и воды.

Замок ограждал меня от лицезрения всех этих ужасов, но не ограждал от разговоров служанок.

Что ж, господа, поздравляю, смески все же родились. И один из них заставит вас заплатить за страдания всего угнетенного народа. К тому же, видимо, кто-то решил помочь мне, напав на город.

– Миледи, – за спиной возник солдат. Он постарался склониться и запыхтел, шумно выдыхая через рот. – Его величество ждет вас.

На секунду я перевела взгляд на окно, по солнцу поняв, что неподвижно стою в холле уже около двух часов, размышляя о своем. Тогда же и сложила в уме простые факты: солдаты не пришли ко мне на помощь, их попросту не было. Потому как я сама отослала их, выпрашивать аудиенцию у принца. Сейчас они вернулись, но заметно помятые. И мутноватый блеск в их глазах мне до боли знаком.

– За что вас высекли?

Я обернулась к своей охране и не думая уходить, пока не получу ответ. Первым решил заговорить мужчина, сопровождавший меня на бал, к слову, мне он нравился больше остальных. Его верность почему-то ощущалась остро, будто он не просто выполняет приказ принца, защищать васмиорскую чернь, непонятно как поднявшуюся из низов, а в самом деле считает меня будущей королевой.

– Мы не защитили вас, не были рядом, когда должны были быть, – он смотрит мне в глаза твердо, внутренне соглашаясь с полученным наказанием.

Я подхожу ближе к мужчине, отвожу руки за спину, чтоб чуть подать корпус вперед, солдат сильно выше, но он горбится, чтобы стоять со мной на одном уровне. Со стороны это выглядит немного нелепо.

– Я сама вас отослала. Принц знает об этом?

– Нет, миледи, – ответил он, не задумываясь.

Тяжело вздохнув, я намеренно ровняюсь с солдатом, дотянувшись до его уха, чтоб больше моих слов никто не слышал.

– Пока вы смиренно принимаете подобные взбучки, вы ничем не лучше нас, покорно склоняющихся перед властью зазнавшегося деспота. Наказание уместно лишь в том случае, если вина доказана. Все остальное – проявление дурного характера вашего хозяина.

– Мы виновны. И не посмели бы этого отрицать, моя госпожа. Ни перед принцем, ни перед богами.

«Госпожа», – так меня еще никто не называл. В теории это должно приободрить, позволить почувствовать себя выше и сильнее. На деле – не чувствую ничего, кроме слабого укора совести.

– Как тебя зовут? – Отодвигаюсь от солдата и смотрю на остальных. Все они оставались безликими и казались враждебно настроенными по отношению ко мне. Я пыталась найти союзников, но не замечала того, что было у меня под носом.

– Сэт, миледи, – мужчина выпрямляется и салютует мне, он задирает голову, можно подумать, что перед ним стоит командир, отличивший