ли себе хоть малейшую передышку? Нет, такая женщина, как Жозефина Бальзамо, не могла совершить подобной ошибки. Задолго до наступления темноты она примчалась сюда со своими приспешниками, чтобы при свете дня, а потом при свете фонарей руководить раскопками. И когда он, Рауль, увидев огонек за зашторенными окнами каюты, подумал, будто Бальзамо только собирается на свой главный бой, она на самом деле уже вернулась, одержав очередную победу, потому что никогда не допускала, чтобы мелкие случайности, пустые колебания и излишние сомнения препятствовали немедленному осуществлению ее замыслов.

Больше двадцати минут, отдыхая и наблюдая, как солнце поднимается над холмами, Рауль пытался осознать суровую действительность, в которой потонули его мечты о мировом владычестве; он был так погружен в свои мысли, что даже не услышал шума экипажа, остановившегося на дороге, не видел троих мужчин, которые вышли из него, миновали межевой столб и пересекли луг; очнулся юноша только тогда, когда один из них, подойдя к холмику, испустил крик отчаяния.

Это был Боманьян. Двое его друзей, д’Этиг и Беннето, поддерживали его под руки; его рана кровоточила, и на повязке уже выступили алые пятна.

Разочарование Рауля было глубоко, но оно не могло идти ни в какое сравнение с потрясением, которое должен был испытывать человек, посвятивший поискам этого таинственного клада всю свою жизнь! Мертвенно-бледный, с окровавленной повязкой на ране, он безумным взглядом озирал эту ужасающую картину – оскверненную землю и разбитый на куски заветный камень.

Казалось, что мир на его глазах рушится и проваливается в темную бездну.

Рауль вышел вперед и пробормотал:

– Это она.

Боманьян не ответил. Разве могли быть в этом хоть какие-то сомнения? Разве не эта женщина была всему причиной – причиной катастрофы, краха, адских страданий? Хотелось ли ему, подобно его товарищам, бросаться на землю и лихорадочно рыть ее в надежде найти случайный камешек? Нет! Нет! После этой ведьмы всегда оставался только прах и пепел! Она была чумой, которая опустошает и убивает. Она была настоящим исчадьем ада. Она олицетворяла собой Небытие и Смерть!

Боманьян выпрямился с привычным для него выражением трагизма на лице, обвел присутствующих лихорадочно-воспаленным взглядом и вдруг, перекрестившись, ударил себя в грудь кинжалом – тем самым, что принадлежал Жозефине Бальзамо.

Это движение оказалось таким резким и неожиданным, что предотвратить его было невозможно. Прежде чем его друзья и Рауль осознали, что произошло, Боманьян уже рухнул в яму, прямо в обломки того, что еще недавно служило монахам сейфом. Его спутники бросились к нему. Он еще дышал и бормотал:

– Священника… священника…

Беннето поспешно пошел через луг, к появившимся вдалеке крестьянам. Он расспросил их и бросился к экипажу.

Стоя на коленях на краю ямы, Годфруа д’Этиг истово молился и бил себя в грудь. Боманьян несомненно открыл ему, что Жозефина Бальзамо жива и знает обо всех их преступлениях. Это, а также самоубийство Боманьяна почти свело его с ума. На его лице был написан ужас.

Рауль наклонился над Боманьяном и сказал ему:

– Клянусь вам, я найду ее. Клянусь, что отниму у нее драгоценности.

В сердце умирающего еще жили ненависть и любовь. Только такие слова могли ненадолго продлить его существование. В эти минуты агонии, когда все его мечты превратились в прах, он отчаянно жаждал возмездия.

Глаза Боманьяна умоляюще смотрели на Рауля. Молодой человек наклонился ниже и услышал его предсмертный шепот:

– Кларисса… Кларисса д’Этиг… ты должен жениться на ней… Послушай… Кларисса – не дочь барона… он мне признался… она дочь другого, которого любила…

Рауль торжественно произнес:

– Клянусь вам, что женюсь на ней… Клянусь в этом…

– Годфруа… – позвал Боманьян.

Барон продолжал молиться. Рауль ударил его по плечу и заставил наклониться к Боманьяну, который, с трудом выговаривая слова, прошептал:

– Кларисса выйдет замуж за д’Андрези… я так хочу…

– Да… да… – сказал барон, не в силах сопротивляться.

– Поклянись.

– Клянусь.

– Вечным спасением?

– Вечным спасением.

– Ты отдашь ему свои деньги, чтобы он отомстил за нас. Все богатства, которые ты украл… Клянешься?

– Клянусь вечным спасением.

– Он знает обо всех твоих преступлениях. И у него есть доказательства. Если ты нарушишь клятву, он выдаст тебя правосудию.

– Я исполню клятву.

– Будь ты проклят, если солжешь.

Из горла Боманьяна вырывалось хриплое дыхание, заглушая речь, которая становилась все более неразборчивой. Рауль оставался рядом с ним, ловя каждое слово.

– Рауль… ты будешь преследовать ее… ты отнимешь у нее драгоценности… это дьявол… слушай… я узнал… в Гавре… у нее есть яхта… «Светлячок»…

Его силы были на исходе. Однако Рауль успел услышать:

– Уходи… найди ее… немедленно… сегодня же…

Его глаза закрылись.

Он захрипел.

Годфруа д’Этиг продолжал бить себя в грудь, стоя перед Боманьяном на коленях.

Рауль ушел.

В тот же день некая парижская газета напечатала в вечернем выпуске:

Господин Боманьян, адвокат, хорошо известный в кругах непримиримых роялистов, о смерти которого в Испании мы ошибочно сообщали ранее, покончил с собой сегодня утром в нормандской деревне Мениль-су-Жюмьеж на берегу Сены.

Причины этого самоубийства совершенно загадочны. Двое его друзей, господа Годфруа д’Этиг и Оскар де Беннето, которые его сопровождали, говорят, что в ту ночь, когда они спали в замке Танкарвиль, где гостили уже несколько дней, Боманьян разбудил их. Он был ранен, сильно возбужден и потребовал от друзей, чтобы они немедленно запрягли лошадь и поехали с ним в Жюмьеж, а оттуда – в Мениль-су-Жюмьеж. Зачем? В чем был смысл этой экспедиции на какой-то богом забытый луг? В чем причина самоубийства? Столько вопросов, и ни на один у них нет ответа.

Спустя два дня гаврские газеты опубликовали серию новостей, которые довольно точно резюмирует следующая заметка:

На днях князь Лаворнев, прибывший в Гавр, чтобы спустить на воду свою новую яхту, стал свидетелем ужасающей трагедии. Вечером, возвращаясь в порт, он увидел, как примерно в полумиле от его яхты взметнулось пламя, а затем раздался взрыв.

Заметим попутно, что этот взрыв слышали в разных местах побережья.

Князь Лаворнев немедленно направил яхту к месту катастрофы, где обнаружил плавающие обломки судна.

На одном из них находился матрос, которого удалось спасти.

Но едва у него успели выяснить, что яхта называлась «Светлячок» и принадлежала графине Калиостро, как с криком «Вон она!.. Вон она…» он бросился обратно в воду.

И действительно, при свете фонарей был обнаружен другой обломок судна с державшейся за него женщиной; над водой виднелась только ее голова. Матросу удалось дотянуться до утопающей и чуть ее приподнять, но она так отчаянно вцепилась