Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда медленно, стараясь не дрожать, девушка, приподняв веревку одной рукой, другой рассекла ее острым лезвием.
По счастливой случайности Леонар не проснулся. Иначе Кларисса убила бы его, не колеблясь. Не сводя с него глаз, готовая в любой момент нанести удар, она наклонилась к Раулю и нащупала путы на его запястьях. Через мгновение руки юноши были свободны.
Он выдохнул:
– Дай мне нож.
Кларисса повиновалась. Но другая рука оказалась проворнее, чем рука Рауля. Боманьян, который тоже часами терпеливо трудился над веревками, успел перехватить кинжал.
Взбешенный юноша схватил его за запястье. Если Боманьян освободится раньше его и сбежит, у Рауля не останется никакой надежды на овладение сокровищем. Борьба была ожесточенной, но ни один не двинулся с места из опасения, что при малейшем шуме Леонар проснется.
У дрожавшей от страха Клариссы подкосились ноги, и она упала на колени, обращаясь к ним обоим с немой мольбой.
Однако Боманьяну пришлось уступить: хотя его рана и была легкой, она не позволила ему сопротивляться долго.
В этот момент Леонар повернул голову и приоткрыл один глаз. Перед ним развернулось впечатляющее зрелище: двое мужчин, с угрожающим видом сблизившиеся почти вплотную, и стоящая на коленях Кларисса д’Этиг.
Миновало несколько секунд, несколько ужасных секунд, потому что не было ни малейшего сомнения, что при виде этой сцены Леонар несколькими выстрелами уложит пленников на месте. Но он ничего не заметил. Его взгляд, устремленный на них, был пустым. Не успело сознание пробудиться, как веко снова опустилось.
Тогда Рауль перерезал последние веревки. Встав и держа кинжал наготове, он почувствовал себя полностью свободным. Пока Кларисса поднималась с пола, он прошептал ей:
– Уходи… беги отсюда…
– Нет, – сказала она, покачав головой.
И указала ему на Боманьяна, словно не соглашаясь оставлять его тюремщику на расправу.
Рауль настаивал. Но она была непоколебима.
Утомленный спором, Рауль протянул кинжал своему противнику.
– Она права, – вздохнул он. – Будем играть честно. Вот нож, выпутывайся… И с этой минуты каждый сам за себя, договорились?
Он последовал за Клариссой. Они по очереди выбрались через окно. В саду девушка взяла его за руку и повела к стене – туда, где ее верх был разрушен и образовался небольшой пролом.
Рауль помог ей подняться.
Но когда он сам оказался по другую сторону стены, рядом никого не было.
– Кларисса, – позвал он, – где же вы?
Над лесом сгустилась беззвездная ночь. Он прислушался и уловил какое-то движение в ближайшем подлеске. Рауль попытался идти в направлении звука, но колючие кусты ежевики преградили ему путь, и он был вынужден вернуться на тропинку.
«Кларисса исчезла, – подумал он. – Когда я был пленником, она пошла на огромный риск, чтобы освободить меня. А освободив, больше не желает видеть. Мое предательство, чудовищная Жозефина Бальзамо, вся эта отвратительная история привели ее в ужас».
Когда он вернулся к стене, где последний раз видел Клариссу, кто-то как раз выбирался через пролом. Это был Боманьян. И тут же за его спиной раздалось несколько выстрелов. Рауль еле успел укрыться. Взобравшись на стену, Леонар стрелял в темноту наугад.
Таким образом, около одиннадцати часов вечера трое противников бросились на поиски камня королевы, который должен был находиться в одиннадцати лье от маяка.
Какими же возможностями обладали эти трое, чтобы достичь цели?
С одной стороны – Боманьян и Леонар: у обоих были сообщники, и оба стояли во главе банд. Боманьяна ждали друзья, Леонар мог присоединиться к Калиостро, и тогда добыча досталась бы самому проворному. Но Рауль был моложе и находчивее. Если бы он не сглупил, оставив велосипед в Лильбонне, ему удалось бы всех опередить.
Надо признать, что он сразу отказался от попытки найти Клариссу, ибо им полностью завладела мысль о сокровище. За час он преодолел десять километров, которые отделяли его от Лильбонна. В полночь Рауль подъехал к гостинице, разбудил гарсона, наскоро поел и, положив в чемодан две небольшие динамитные шашки, раздобытые несколькими днями раньше, снова оседлал велосипед. Руль он обернул холщовой сумкой, предназначенной для драгоценных камней.
Его расчет был таким: «От Лильбонна до Мениль-су-Жумьежа восемь с половиной лье… Значит, я буду там до рассвета. При первых лучах солнца найду гранит и взорву его динамитом. Возможно, за этим делом меня застанет Калиостро или Боманьян. В таком случае поделимся. Тем хуже для опоздавшего третьего».
Миновав Кодбек-ан-Ко, он спрыгнул с велосипеда и зашагал вдоль земляной насыпи, которая вела к Сене среди лугов и зарослей камыша. Так же как в тот вечер, когда он признался в любви Жозефине Бальзамо, баржа «Ветреница» была пришвартована к берегу, выделяясь в густой тени своим массивным силуэтом.
Он увидел слабый свет за занавешенным окном каюты, в которой жила Калиостро.
«Наверное, она одевается, – размышлял он. – За ней скоро пришлют лошадей… Возможно, Леонар будет очень спешить… Слишком поздно, мадам!»
Рауль снова вскочил на велосипед и с удвоенной энергией начал крутить педали. Но через полчаса, когда он спускался с крутого холма, колесо велосипеда натолкнулось на какое-то препятствие, и юношу с силой бросило на груду камней.
Сразу же появились двое мужчин; свет их фонаря осветил насыпь, за которой успел притаиться Рауль, и один из них крикнул:
– Это он! Это может быть только он!.. Я не ошибся, сказав: «Натянем веревку, и он, как только здесь проедет, сразу попадет к нам в руки!»
Это были Годфруа д’Этиг и Беннето, который тут же заметил:
– Попадет… если только возражать не станет, разбойник!
Как загнанный зверь, Рауль кинулся головой в заросли ежевики. Шипы разодрали ему одежду, но зато он оказался в безопасности. Преследователи напрасно бранились и отпускали проклятия. Беглец исчез.
– Кончайте искать, – донесся из экипажа слабый голос Боманьяна. – Главное, сломать его велосипед. Займись этим, Годфруа, и уезжаем отсюда. Лошадь уже достаточно передохнула.
– Но вы-то, Боманьян, можете ехать?..
– Могу или нет, но ехать надо… Черт возьми! Эта проклятая рана меня совсем обескровила… повязка бесполезна.
Рауль услышал, как под ударами каблуков трещат колеса его велосипеда.
Беннето сорвал колпаки с боковых фонарей и хлестнул лошадь кнутом; та, обезумев от удара, понеслась крупной рысью.
Рауль бросился за экипажем. Он был в ярости. Ни за что на свете он не отказался бы от борьбы. Отныне это были не просто упущенные миллионы и миллионы, а то, что придало бы его жизни смысл, наполнив ее великолепным содержанием; вдобавок огромное самолюбие не позволяло ему покорно сложить