Пять дюймов – и тупой кончик карандаша наконец наткнулся начто-то. Оно было твердое, но легонький нажим создал ощущение губчатости. В тотже миг весь мир обрел пронзительную яркость, позеленел, и кружева воспоминанийзаплясали в ее сознании – в четыре года она катается на санках в комбинезончикестаршего брата, моет классную доску после уроков, «импала» пятьдесят девятогогода ее дяди Бена, запах свежескошенногс сена…

Она выдернула карандашик из головы, судорожно опоминаясь, вужасе ожидая, что из дырки хлынет кровь. Но крови не было, и не было следовкрови на блестящей поверхности карандашика для бровей. Ни крови, ни.., ни…

Об этом она думать не будет! Она бросила карандашик назад вящик и одним толчком задвинула ящик. Ее первое желание заклеить дырку вернулосьс утроенной силой.

Она открыла зеркальную дверцу аптечки и ухватила жестянуюкоробочку с пластырями. Коробочка выскользнула из ее дрожащих пальцев и состуком скатилась в раковину. Бека вскрикнула и тут же приказала себе заткнутьдырку, заткнуть, и все. Заклеить, заставить исчезнуть. Вот что надо былосделать, вот что требовалось. Карандашик для бровей? Ну и что? Забыть – иконец. У нее нет никаких симптомов повреждения мозга, таких, какие онанаблюдала в дневных программах и в «Докторе Маркусе Уэбли» – вот что главное.Она совершенно здорова. Ну а карандашик.., забыть, и все тут!

И она забыла – во всяком случае, до этой минуты. Онапосмотрела на недоеденный обед и с каким-то оглушенным юмором поняла, чтоошиблась относительно своего аппетита – кусок в горло не лез.

Она отнесла свою тарелку к мешку для мусора и соскребла внего объедки, а Оззи беспокойно кружил у ее ног. Джо не оторвался от журнала. Вего воображении Нэнси Фосс снова спрашивала его, действительно ли язык у неготакой длинный, как кажется.

***

Она пробудилась глубокой ночью от какого-то спутанного сна,в котором все часы в доме разговаривали голосом ее отца. Джо рядом с нейраспростерся на спине в своих боксерских трусах и храпел.

Ее рука потянулась к пластырю. Дырка не болела, не ныла, ночесалась. Она потерла пластырь, но осторожно, опасаясь новой зеленой вспышки.Однако все обошлось.

Перекатившись на бок, она подумала: «Ты должна сходить кдоктору, Бека. Надо, чтобы ею занялись. Не знаю, что ты сделала, но…»

«Нет, – ответила она себе. – Никаких докторов». Онаперекатилась на другой бок, думая, что будет часами лежать без сна, задаваясебе пугающие вопросы. А вместо того уснула через минуту-другую.

***

Утром дырка под пластырем почти не чесалась, и было оченьпросто не думать о ней. Она приготовила Джо завтрак и проводила его на работу.Кончила мыть посуду и вынесла мусор. Они держали его возле дома в сараюшке,который построил Джо – строеньице немногим больше собачьей конуры. Дверцуприходилось надежно запирать, не то из леса являлись еноты и устраиваликавардак.

Она вошла внутрь, морща нос от вони, и поставила зеленыймешок рядом с остальными. В пятницу или субботу заедет Винни, а тогда онахорошенько проветрит сараюшку. Пятясь из дверцы, она увидела мешок, завязанныйне так, как остальные. Из него торчала загнутая ручка, вроде ручки зонтика.

Из любопытства она потянула за нее и действительно вытащилазонтик. Вместе с зонтиком на свет появилось несколько зацепившихся за негопобитых молью распускающихся шапочек.

Смутное предупреждение застучало у нее в голове. Намгновение она словно посмотрела сквозь чернильное пятно на то, что скрывалосьза ним, на то, что произошло с ней (дно это на дне что-то тяжелое что-то вкоробке что-то чего Джо не помнит не} вчера. Но разве она не хочет узнать?

Нет.

Не хочет.

Она хочет забыть.

Она попятилась вон из сараюшки и задвинула засовы руками,которые тряслись только чуть-чуть.

***

Неделю спустя (она все еще меняла пластырь каждое утро, норанка затягивалась – она видела заполняющую ее новую розоватую ткань передзеркалом в ванной, когда светила в дырку фонариком Джо) Бека узнала то, чтополовина Хейвена либо знала, либо вычислила – что Джо ее обманывает. Ей сказалИисус. В последние три дня или около того. Иисус рассказывал ей самыепоразительные, ужасные, сокрушающие вещи. Ей от них становилось нехорошо, онилишали ее сна, они лишали ее рассудка.., но разве не были они удивительными?Разве не были правосудными? И разве она перестанет слушать, просто перевернетИисуса на Его лик, может быть, завизжит на Него, чтобы Он заткнулся? Нет и нет.Во-первых. Он же Спаситель. Во-вторых, вещи, которые ей рассказывал Иисус,вызывали в ней жуткую насильственную потребность узнавать о них.

Бека никак не связывала начало этих божественных откровенийс дыркой у нее во лбу. Иисус стоял на полсоновском телевизоре «Зенит», и стоялОн там лет двадцать. А до того, как упокоиться на «Зените», он венчал поочереднодва радиоприемника «Ар-си-эй» (Джо Полсон всегда покупал все исключительноамериканское). Это была чудесная картинка, создававшая трехмерное изображениеИисуса, которую сестра Ребекки прислала ей из Портсмута, где жила. Иисус былоблачен в простое белое одеяние, а в руке Он держал пастушеский посох.Поскольку картинка была сотворена (Бека считала «изготовлена» слишком низменнымсловом для подобия, которое казалось настолько реальным, что в него почти можнобыло засунуть руку) до появления Битлов и тех перемен, которые они обрушили намужские прически, Его волосы были не очень длинными и безупречно аккуратными.Христос на телевизоре Беки Полсон зачесывал свои волосы слегка на манер ЭлвисаПресли, после того как Пресли расстался с армией. Глаза у него были карие,кроткие и добрые. Позади него в безупречной перспективе уходили вдаль овечки,белоснежные, как белье в телевизионной рекламе мыла. Бека и ее сестра Коринна иее брат Роланд выросли на овечьей ферме под Глостером, и Бека по личному опытузнала, что овцы ни-ког-да не бывают такими белыми и пушисто-кудрявыми, будтооблачка хорошей погоды, опустившиеся на землю. Но, рассуждала она, если Иисусмог претворять воду в вино и воскрешать мертвых, так и подавно был способен,пожелай он того, удалить дерьмо, налипшее на задницы агнцев.

Пару раз Джо пытался убрать изображение с телевизора, и воттеперь ей стало ясно почему. Да уж, будьте уверочки. У Джо, конечно, имелисьвысосанные из пальца оправдания. «Как-то неловко держать Иисуса на телевизоре,когда мы смотрим „Втроем веселее“ или „Ангелы Чарли“, – говорил он. – Почему бытебе не поставить его на комод в спальне, Бека? Или.., знаешь что? Почему бы неубрать его на комод до воскресенья, а тогда можешь принести его вниз ипоставить на телик, пока будешь смотреть Джимми Суоггарта, и Рекса Хамбарда, иДжерри Фолуэлла? Голову прозакладываю, Иисусу Джерри Фолуэлл нравится кудабольше, чем „Ангелы Чарли“.