В иерархической структуре органического мира «каждая из этих последовательных степеней, измеряющих растущую интенсивность жизни, соответствует более высокому напряжению длительности и внешне выражается во все большем развитии сенсо-моторной системы» (с. 300). Однако возрастающая при этом сложность нервной системы – необходимое, но не достаточное условие развития сознания и, соответственно, свободы действий живого существа: оно обеспечивает ему большую независимость от материи, но в реальном достижении свободы ведущую роль играет память. Благодаря памяти, сгущающей подвижную протяженность, или становление, в отдельные моменты и тем самым конденсирующей из него материю, живое существо освобождается от того ритма, в котором движется материя, и это освобождение тем полнее, чем больше напряжена память, чем сильнее прошлое вовлекается в ней в настоящее. «Таким образом, между нетронутой, грубой материей и наиболее способным к рефлексии духом существуют все возможные степени интенсивности памяти, то есть все степени свободы» (с. 300). Мы видим, как Бергсон, после долгого и трудоемкого исследования, посвященного проблемам восприятия, памяти и материи, возвращается к вопросу, бывшему одним из «нервов» его анализа в «Опыте о непосредственных данных сознания», – вопросу о свободе. Несколько выше, кратко излагая свою концепцию длительности, он ответил – с новой уже позиции – на возражения, выдвигавшиеся в его адрес после выхода в свет «Опыта»: «…действие вытекает из своих предпосылок путем эволюции sui generis, так что в этом действии обнаруживаются объясняющие его предпосылки, но оно все же прибавляет нечто абсолютно новое, развиваясь из них, как плод из цветка. Свобода нисколько не сводится… как утверждали, к чувственной самопроизвольности. Это можно сказать, самое большее, о животном, у которого психологическая жизнь по преимуществу аффективна. Но у человека, существа мыслящего, свободный акт можно назвать синтезом чувств и идей, а ведущую к нему эволюцию – разумной эволюцией…Та длительность, в которой мы видим себя действующими и где нам полезно, чтобы мы себя видели, – это длительность, элементы которой разъединяются и рядополагаются; но та длительность, в которой мы действуем, – это длительность, где наши состояния сливаются друг с другом…» (с. 277). Тем самым дается объяснение идеям пространственного времени и мнимой свободы, которые были предметом обстоятельного разбора в «Опыте». Свобода по-прежнему неразрывно связана в представлении Бергсона с длительностью, но расширение контекста исследования позволяет ему сделать более общие выводы: здесь ставится проблема возможности свободы применительно уже не только к человеку, но и к природе. Ее Бергсон рассматривает на последней странице «Материи и памяти», и этот анализ перекидывает мост к будущей проблематике «Творческой эволюции».

Напомним, что в «Опыте» Бергсон говорил о физическом детерминизме лишь в самом общем виде, чувствуя себя несравнимо увереннее в сфере сознания, и поэтому критика им психологического детерминизма была куда более обоснованной. Теперь же он исследует проблему свободы и необходимости в природе уже исходя из сформулированного выше понимания реальности. Центральный вопрос звучит у него следующим образом: «Абсолютная необходимость могла бы быть представлена в виде полной эквивалентности друг другу последовательных моментов длительности. Можно ли сказать это о длительности материальной вселенной? Можно ли любой из ее моментов математически вывести из предыдущего?» (с. 315). В случае сознания о таком выводе не может быть и речи – это в достаточной мере было объяснено на страницах «Опыта». Как же обстоит дело со вселенной? Из рассмотренного выше понимания материи следует, вообще говоря, что данный вывод неприменим и к ней, но у Бергсона нет еще необходимой базы для обоснования этой точки зрения. Он замечает, что для удобства исследования все время предполагал, что на последний вопрос дается положительный ответ. «Ив самом деле: различие между ритмом нашей длительности и ритмом течения вещей так велико, что случайность хода природы, глубоко изученная в одной из философий последнего времени [здесь имеется в виду книга Э. Бутру «О случайности законов природы»], оказывается для нас практически равноценной необходимости. Сохраним поэтому наше допущение, которое, впрочем, еще найдем место смягчить» (с. 315).

Действительно, такую возможность Бергсон нашел через 11 лет, но для этого ему потребовалось обратиться уже к вопросу о происхождении Вселенной, материи и сознания. Пока же из его изложения ясно одно: то, что для природы «в-себе» (если прибегнуть к гегелевской терминологии) является случайностью, для нас выступает как необходимость, из-за различия в напряжении нашей длительности и длительности неживой материи. Не вдаваясь в дальнейшие рассуждения по этому поводу, Бергсон избирает иной способ рассмотрения: даже если допустить возможность математического вывода одного момента длительности универсума из другого, можно, полагает он, объяснить и обосновать не только наличие, но и возрастание свободы в природе, представив это как вполне естественный и последовательный процесс. Здесь он вносит некоторые коррективы и в данное выше определение материи: «Мы сказали, что природу можно рассматривать как нейтрализованное и, следовательно, латентное сознание, случайные проявления которого гасят друг друга и сводятся на нет в тот самый момент, когда хотят обнаружиться. Таким образом, те проблески света, которые появляются в природе с возникновением индивидуального сознания, не освещают ее неожиданными лучами: индивидуальное сознание лишь устраняет препятствие, лишь извлекает из реального целого его виртуальную часть, лишь отбирает и выделяет то, что представляет для него интерес… Присутствуя при первых проявлениях этого сознания, мы вместе с тем видим, как обрисовываются живые тела, способные даже в своей простейшей форме к самопроизвольным и непредвидимым движениям» (с. 316).

Постепенное развитие этого процесса, прогресс живой материи приводит к образованию нервной системы, усложнению способов движения в пространстве. Но вместе с тем происходит и то, чего мы не можем наблюдать, поскольку это составляет внутреннюю, а не внешнюю сторону данного процесса (как можно предположить, эта сторона была бы очевидна для того сверхсознания, о котором выше шла речь): «…возрастание во времени присущего сознанию напряжения. Сознание не только все лучше и лучше удерживает прошлое, благодаря памяти об уже давно прошедшем опыте, что позволяет ему организовать это прошлое в одно целое с настоящим, объединив их в более осмысленном и обновленном решении: живя более интенсивной жизнью, сжимая и уплотняя, благодаря памяти о непосредственном опыте, все возрастающее число внешних моментов в их наличной деятельности, оно становится пропорционально этому все более способным совершать акты, чья внутренняя индетерминация, перед тем как распределиться между сколь угодно большим множеством моментов материи, все легче проходит сквозь петли необходимости» (с. 316). В этих фразах емко изложена суть того, к чему пришел Бергсон в данной книге. Он показывает, что свобода «коренится в необходимости и органически с ней взаимосвязана» (там же), однако она не только возможна в природе, но и реальна, и – мало того