– Тварь есть тварь, – неожиданно злобно выплюнул Стефан, и с глухим стуком вонзил нож в пол, – убью. Выпотрошу. Не важно кто это, пусть хоть демон, хоть тёмный бог во плоти – убью! – он схватился за голову, обмотанную свежими бинтами, и некоторое время тяжело дышал под настороженными взглядами остальных. Потом уже вполне спокойно продолжил. – Думаю, это оборотень. Или могучий дух, способный менять форму.

При упоминании оборотней воин храма пристально посмотрел на Сигерна. Тот спокойно выдержал взгляд и промолчал.

– Чем бы ни был наш противник – он тьма, – продолжил Ирвин, – а тьма и свет воюют по своим правилам. Если верить записям, этим силам важно увеличивать своё влияние: на землю, на людей на мир вокруг. Не знаю, почему так, но днём силу набирает свет, ночью тьма. Страдания, отчаяние тоже укрепляют тьму. Но, – он замер, подняв указательный палец, как наставник перед учениками – есть одна важная деталь. Никакая сила не может прийти туда, где обитает другая, и начать властвовать просто так. У любой территории есть некое сосредоточение, сердце, иногда даже не одно. Так, я вообще понятно говорю?

– Да, пока всё верно, – вновь отозвался Стефан, – в городах, или на любой земле есть места силы. Аренгальд велик, у него много сердец. Но, насколько мне известно, светлое только одно – Храм.

– Там где я жил, правил Фрауг, – глухо заговорил наёмник, – это были предгорья Стёртых Зубов. Там всё смердело злобой. От нашей общины бежали звери, путники объезжали её десятой дорогой. Такие места считают плохими. А теперь он пришёл сюда, и делает с городом то же самое. Здесь уже смердит злом.

– И станет хуже, – тихо добавила Сибия, – если мы не уничтожим чудовище.

– Вот об этом я и говорю, господа и дамы! – репортёр улыбнулся. Приятно было осознавать, что тебя понимают, даже когда сам себя понимаешь от силы наполовину. – С момента трагедии у Северных ворот прошло совсем немного времени, но столица просто сама не своя. Не то, чтобы я был местным, но у меня есть глаза и уши: люди как с цепи сорвались.

– И не только люди, – мрачно добавила гадалка, касаясь собственной руки.

– Я думаю, нет, я убеждён, что этот… Фрауг, или Охотник, или как его там, попытается осквернить Храм! Чтобы его власть над Аренгальдом стала полной, в городе не должно оставаться ничего светлого, дающего людям надежду, понимаете? – эмоции переполняли, Ирвин вновь начал ходить туда-сюда. – Мы не можем этого допустить!

– Отец Клаус всегда говорил, что Храм – священное место. Что он нужен городу как воздух, и наша задача – беречь его любой ценой, – нож храмовника вновь с металлическим шелестом гулял по точильному камню.

– Всё верно, – Сибия сжала трость обеими руками, – я тоже чувствую, что у нас мало времени, и у столицы тоже. Совсем скоро, наверное, этой ночью, всё будет кончено. Сейчас мой дар работает не так, как раньше, я не знаю точно… но думаю, всё должно закончится в доме богов.

– Сигерн, помнишь, как мы дрались с гвардейцами фон Красса? – репортёр остановился, поправил очки, глядя на оборотня.

Тот угрюмо кивнул.

– Точнее, дрались вы с Кристаном, а я так, тростью махал. Просто не хотел, чтобы эти чудища с лицами людей до меня добрались. Но! Мне кажется, само это место мне тогда помогало. И тогда на кладбище я сумел отогнать призрака.

– Помню. Это было глупо, но ты нас спас.

– Собственно, это не я, – молодой человек почувствовал, как краснеет, – это всё моя матушка. Насколько понимаю из дневников, её благословения должны иметь силу. И эти вещи, – он бережно погладил шарф, – подарила мне она: трость, шарф. Даже говорила, что сама связала свитер, но я никогда не верил.

– Всё верно, – Стефан наконец-то перестал точить свой страшный ножик, и спрятал его в сапоге, – твоя мать – Верена Эйк, жрица Стальна. Сам я не имел чести с ней общаться, но отец Клаус, да будут небеса добры к нему, говорил про неё много хорошего. Думаю, её сила велика, и она не отпустила бы своего сына в столицу без должного благословения.

– Это я всё к тому, – всё ещё смущаясь, продолжил Ирвин, – что мы должны действовать. Можно было бы искать Охотника самостоятельно по всему городу, или поймать на живца… – тут он взглянул на Сигерна, затем на храмовника, и решил обойти скользкий момент. – Но, если мы не спасём Храм всех богов, то вряд ли сможем его одолеть. И сам Храм будет помогать нам, это должно быть идеальным местом для битвы!

Стало тихо. Все как-то сами собой умолкли, обдумывая собственные невесёлые мысли. Но газетчик почувствовал, что ему заметно полегчало, когда тайные знания удалось выплеснуть наружу. И от принятого решения тоже стало легче. Он оглядел товарищей, и остановил взгляд на Сибии.

Она была бледна, сидела с закрытыми глазами, сложив ладони на рукояти трости, упёртой в пол. Лицо женщины подрагивало, как у человека, который погрузился в кошмарный сон, и никак не может проснуться.

– Теперь так плохо видно. Не могу, просто не могу, смотреть вдаль, – провидица говорила прерывисто, но твёрдо. Она морщилась от боли, изо всех сил сжимая веки. – Это точно Храм. Да, я вижу стену, вижу его купола, там боль, стрельба, грохот. Мы должны быть там, должны защитить. Сегодня ночью, – женщина вздрогнула всем телом, и резко распахнула глаза. Из её носа скатилась капля крови, – Кристан жив. Он в беде, только не вижу, в какой именно. Но он придёт, он тоже будет там.

– Неужели, мы никак не можем ему помочь? – сердце репортёра сжалось от беспокойства за друга.

Сибия с сожалением покачала головой.

– Прости, Ирвин, я не знаю, как его отыскать. Мой дар изменился, теперь я не могу видеть чужие беды. Знаю только, что Кристан живой, но это всё, – она сидела, устало опустив плечи.

– Я тоже его не найду, – проговорил хмурый оборотень, – он мог пойти куда угодно.

– Так может, опять явишь свою звериную суть? Пройдёшь по следу, как за нами ночью? – с вызовом в голосе произнёс храмовник.

Сигерн сжал челюсти, и ответил ему лишь холодным жёстким взглядом.

Газетчик вздохнул и взъерошил ладонью соломенные волосы. Кажется, только что появилась новая пачка вопросов.

Кристан открыл глаза. Он всё так же сидел, но уже не на жёстком дереве, а в удобном резном кресле. Сверху лился свет, выхватывая круг из клубящейся непроглядной тьмы. Это походило на сцену, или на предсмертные галлюцинации. Предсмертные…

– Где я? – барон недоверчиво ощупал себя: привычная чёрная форма стражника, с лычками старшего сыщика. Ни ран, ни ссадин. Очки тоже были на месте, хоть и с паутинкой трещин на левом стекле.

– Не совсем верный вопрос, господин фон Ройх, – раздалось из клубов чёрного дыма, – сейчас совершенно не важно, где вы находитесь. Важно почему.

Слова звучали спокойно, вкрадчиво, и на удивление знакомо. Сам голос, манера говорить казались донельзя привычными.