– Вы… Рольд. Из портовой банды.

– Верно, верно, барон. А вы, помнится, искали наёмника по имени Сигерн Клосс, – Рольд наморщил лоб, – правильно? Я же ничего не путаю?

Кристан всё ещё был не в себе, и просто кивнул.

– И как, удалось найти?

– Нет, я… я не нашёл. Никого.

Чёрные глаза бандита полыхнули гневом. Он схватил кусок тонкой трубы, и с размаху ударил пленника в живот. Сыщику показалось, будто замороженные потроха взорвались. Его вырвало бесцветной жижей и кровью из разбитых не пойми когда губ. Рот по-рыбьи глотал воздух, но его словно не было вокруг. Когда всё-таки удалось заставить себя сделать вдох, сознание уже начало ускользать.

– Я думал, барон, ты благородный. А ты простая лживая мразь! – рявкнул черноволосый прямо в лицо. – Ну, простой же вопрос был. За каким демоном всё усложнять, а? Я же с тобой как с человеком, а ты? – пальцы вцепились в сосульки волос и задрали голову, – У меня много дел, целая вонючая гора. Думаешь, я буду с тобой до ночи беседовать? А? Отвечай, – Рольд дёрнул рукой, и затылок приложился о медь. Больно.

– Нет… не думаю, – выжал из себя сыщик и снова закашлялся.

Костяной отстранился. Положил трубу, и сделал пару кругов по комнате, разминая плечи.

– Знаешь, как трудно подминать под себя власть? Кругом тупоголовые гниды, жадные чиновники, которые думают, что они бессмертные. Любая сволочь из теневого мира пытается кинуть. Помнишь Руггера? Ну, Брего Руггера? Ты его ещё поймал, и чуть не отрубил его сраное копыто.

Кристан чуть качнул головой, пытаясь уследить за мыслью головореза.

– Я с ним договорился. Нормально так договорился, как с человеком: он помогает мне валить его дядюшку, и мы делим район. И знаешь что? – длинные пряди цвета воронова крыла нависли над лицом пленника. Рольд был в ярости, его ноздри широко раздувались, а бледное лицо раскраснелось, – он решил, что может меня кинуть! Но, – тут он вновь отошёл, поднимая палец к потолку, – завтра я поимею его сам. Скоро ночь, мне нужно многое подготовить, найти толковых бойцов, которые не намочат штаны. А потом я снесу к бесам Храм! Понимаешь? Я поимею сперва весь город, затем каждого теневого ублюдка по отдельности, а потом и короля.

– Зачем? – мысли едва шевелились в разбитой и простуженной голове, – Храм… зачем?

– А я уже было решил, что тебе плевать, – удивился бандит. – Фрауг просил помочь. Я ему, он мне. Ну, знаешь, как это бывает. Вообще не в курсе, что она за тварь такая, но он хотя бы не пытается врать. Врать ведь очень плохо да, барон? Я всегда говорю, что нет ничего важнее вежливости и взаимоуважения. Вот скажи мне, где Клосс? Я же ответил на твой вопрос. Твоя очередь, будь любезен.

– Я не знаю. Он ушёл искать Сибию ещё ночью, и…

В этот раз Рольд ударил кулаком. Затем ещё несколько раз. Когда он закончил, Кристан уже почти не чувствовал боли, ничего не понимал. Слышал только гулкие удары сердца, и наблюдал, как пьяно мотается мир вокруг.

– Падаль, – выплюнул главарь портовой банды. – Дела, чтоб их, дела не ждут. Иначе я бы с тобой поболтал подольше. Но ты не переживай, сопляк, я попрошу добрых дяденек, чтобы не давали тебе скучать без меня. Увидимся утром, – он улыбнулся презрительно и зло, шрам зазмеился по щеке.

Тяжёлая дверь на ржавых петлях омерзительно скрипнула на прощание. Но Кристан этого уже не запомнил.

– Теперь расскажи, что значит всё это? Что это за место, и почему всё здесь кажется мне знакомым? – слова по-прежнему давались Сибии с трудом, но смотреть она старалась прямо и уверенно.

– Ответы, ответы, – задумчиво проскрипела огромная бабка, перетряхнув колоду несколько раз, – тебе нужны ответы, да как мне их дать-то лучше? Чтобы они не родили новые вопросы. Лучше пускай карты рассказывают.

Длинные сухие пальцы задвигались с ловкостью паучьих лап, быстро-быстро перебирая бумажные прямоугольники. Вороны вновь разразились карканьем. Ведьма жестом фокусника взмахнула над столом, укладывая карты в ровную дорожку. Провидица даже ощутила лёгкий укол профессиональной зависти.

– Выбирай, милая. Слушай себя, ты узнаешь.

Гадалка протянула здоровую руку, и бережно провела кончиками пальцев по чуть шероховатым рубашкам. Затем сдвинула к себе одну карту и перевернула. Слепая дева.

– Это ты, – голос старухи скрипел как древние половицы, – маленькая девочка с большим даром. Ты вглядывалась в ужасы грядущего, а они в тебя. Ты смотрела и смотрела, бедняжка, пока не начала чахнуть, как отравленный цветок.

Сибия кивнула. Всё тело дрожало, но она изо всех сил старалась успокоиться. Стефан глядел встревоженно, но хранил молчание. Тогда она почувствовала, что должна перевернуть ещё одну карту.

– А это, моя хорошая, твои родители, – на картинке, пронзивший своё сердце кинжалом, сгорбился Мученик – красноречивый образ жертвенности. – Они уже потеряли одну свою малютку, и не могли потерять вторую. Бедные, бедные, жалко-то как, – бесформенная шляпа качнулась из стороны в сторону.

– И они… что они сделали?

– Ты уже знаешь, просто не помнишь. Они искали способ спасти свою доченьку, вот только нельзя найти то, чего нет. Ты сгорала как свечка, а воском плакали они. Целители отворачивались, правители гнали прочь, что оставалось? Бежать, таиться, искать помощи в сердце.

– В каком сердце? – холодным голосом спросил храмовник.

– Ну как в каком? Сперва в сердце Королевства, а уж потом в сердце его улиц.

На гадалку рухнули воспоминания: вот мать плачет от отчаяния, вот усталый после смены в доках отец. Они спорят, ссорятся, но горе мирит вновь. Вот она, маленькая, не видящая почти ничего, кроме ужасов бесчисленных смертей. Раз-за разом, бесконечная вереница ночных кошмаров терзает её. Сильные мозолистые руки отца – он несёт дочку куда-то. Мать идёт рядом, что то встревоженно шепчет, и Сибия отвечает ей. Указывает направление дрожащим пальчиком. Они идут долго, так долго, что невозможно сказать, когда луна из золотистой превращается в плесневелую. Болотный свет заливает всё.

– Это ты! – выдохнула женщина, трясущийся палец вновь указал на Трущобную Ведьму, как в далёком прошлом. – Ты исцелила меня. Родители привели меня сюда, вот в этот самый дом, я помню тебя.

– Верно, верно, моя хорошая, – улыбка старухи стала ещё шире, хоть это казалось невозможным, – только ты сама меня нашла. Я же просто пустила в гости. Я всегда привечаю отчаявшихся бедняжек. Но я не исцелила тебя. Тело-то исцелить можно, но вот пророка… пророка не исцелить. Ты такая, какая есть, тут ничего не попишешь.

– Но ты что-то сделала со мной, так?

– Немного поворожила тут, потом там. Укрыла часть твоей боли, забрала одиночество. Взамен дала помощницу верную, любимую. Она видела вместо тебя, страдала как и ты. Так было нужно, что бы ты, деточка, не сгорела совсем.