– Я в вечном долгу, – прошептал он.

– Будь просто мне верен, – сказал князь с нажимом.

– Клянусь! Я верен тебе, – сказал Иггельд. –Но скажи мне, князь… что может грозить тебе?

Князь взглянул исподлобья.

– Ты тоже чуешь?

– Нет, в том-то и дело!.. И потому душа моя в смятении…

– Я окружен врагами, – сказал князь горько. –Никто не печется о благе своей страны, каждый гребет под себя. Я толькозаикнулся, что свои интересы надо подчинить интересам страны, так меня чутьбыло не в изменники! Потому и говорю, что буду вести дела по-своему. Мнелизоблюды из дворца Тулея не указ…

– И наша во всем поддержка! – заявил Иггельдгорячо.

Князь тяжело вздохнул.

– Я верю тебе. К счастью, у тебя нет богатой и сильнойродни, что тянули бы в ту или другую сторону, говорили бы о своей рубашке… орубашке вашего рода, что всегда ближе к телу, чем рубашка всей страны. Тыможешь смотреть трезво. Своими интересами легче пренебречь, чем интересамирода. Ладно, время решать прошло. Теперь время – действовать! А теперьследуй за мной, я выйду к людям и объявлю… свою волю.

* * *

Иггельд, потрясенный, словно молодое деревцо, по которомупоходя ударили обухом острого топора, двинулся за князем, за дверьми к ним присоединилсяеще с десяток знатнейших людей, они шли рядом с Иггельдом и всячески выказываликнязю почтение и послушание. Когда огромного роста стражи распахнули двери вогромный зал, навстречу ворвался сдержанный говор, в глазах зарябило от обилияразноцветных одежд множества людей. В зале было светло, как в солнечный день наулице, все светильники горели чисто и сильно. Едва фигура великого князяпоказалась в дверном проеме, как все в зале начали поворачиваться, заговориливозбужденно и радостно, десяток могучих глоток разом рявкнул:

– Князь!

– Великий князь!

– Брун, смотрите, Брун идет к трону!

Следом сотня дюжих голосов подхватила:

– Слава князю!

– Князю слава!

Но Брун прошел мимо своего родового трона, что отличался оттрона Тулея только отсутствием золотой лани на вершине высокой спинки. На еголице проступила отеческая улыбка, он пошел медленно в толпу, всматриваясь влица. В передних рядах стояли Клестоярд, Гайтан, Улнак, Озбириш, Медвянко,Примак, а также послы Вантита и Славии, влиятельные жрецы, воеводы, именитыеберы, наместники, посадники, военачальники, даже богатейшие из купцов иторговых людей.

Иггельд заметил, что послы приветствовали его как повелителявсей страны, хотя вслух этого и не произносили. Сердце наполнилось гордостью,Брун ясно сказал, что выделяет его среди других героев, что рассчитывает нанего и его поддержкой дорожит особо.

Наконец-то, мелькнула мысль, хоть кто-то оценил… Не радисвоей славы, не по дурости, как считают одни, не зачем-то еще, а только радилюбви к своему делу, из которого и его любовь к Куявии.

Брун молча вскинул руки, заглушая голоса, а когда затихло,сказал ясным сильным голосом человека, рожденного повелевать массами инародами:

– За столы, дорогие друзья!.. Укрепим свою плоть, дабыдуху нашему было где черпать силы, а испытания предстоят немалые.Сегодня – великий день!.. Но об этом – после небольшого пира…

Этот «небольшой» пир показался ошеломленному Иггельдутцарским даже тем, что столы накрыты на полтысячи человек. От яств ломилисьстолешницы, вина всевозможные, дичь самая редкостная, от богатства и могуществазахватывает дух. Вся посуда только из золота, а кубки еще и украшеныдрагоценными камнями. Такими же драгоценностями показались Иггельду и гости:все в одеждах из драгоценной ткани, пряжки из золота, застежки украшенысапфирами, изумрудами, рубинами, прочими дорогими камнями, иной раз настолькокрупными, что только за один такой камень можно нанять целое войско.

Ратша сидел за одним из дальних столов, Иггельд сразувычленил его взглядом из толпы гостей, он и здесь отличается статью, ростом,шириной плеч. Показалось неловким сидеть вблизи князя за его столом, средивысших военачальников, когда сам Ратша, кумир его детства, остался за дальнимстолом среди гостей рангом ниже, среди незнатных, он тихохонько отступил и,стараясь двигаться незаметно, обошел по краю группу вельмож.

Ратша вздрогнул, когда сзади на плечи упала широкая ладонь.

– Тьфу, заикой оставишь! Так подкрадываешься…попробовал бы так в степи, получил бы ножом под ребро, а потом бы только… Тычего здесь?

– Подвинься, – ответил Иггельд.

Ратша подвинулся, оттеснив песиглавца с другого боку,переспросил:

– Чего ушел? Князь обидится.

– Вряд ли, – ответил Иггельд. – Не дурак,поймет. Если кто-то в спешке забыл пригласить тебя за княжеский стол, то мыиз-за чужой ошибки не должны сидеть порознь.

Ратша хмыкнул, но глаза потеплели, сказал с теплойнасмешкой:

– Эх, Иггельд, тебя такого и куры лапами загребут!Когда научишься за свое цепляться всеми когтями? А ты еще и сам отдаешь…

Но, отобрав у слуги кувшин, сам налил в серебряную чашувина, поставил перед другом. И даже придвинул к нему запеченного гуся сяблоками.

Первые чары выпили за здравие князя, Иггельд всевсматривался в суровое лицо Бруна, тот старательно улыбался, но Иггельд видел,как время от времени лицо на короткие мгновения становилось страшным, в глазахвспыхивал гнев, но тут же князь растягивал рот в улыбке, отечески отвечал напоклоны, кивал, улыбался, что-то говорил, Иггельд видел только, как двигаютсягубы великого князя, издали особенно заметно, что мысли князя вовсе не в этомзале. Возможно, он уже ведет огромное войско навстречу артанам… нет, встречаетих здесь, укрепившись за стенами крепостей, а когда артане попытаются пройтидальше, он выведет войска в поле и ударит в тыл…

В сердце покалывало, он не знал, чем можно помочь великомучеловеку, ведь это последний пир, многие из пирующих уже никогда не сядут застол. Все беспечны и веселы, они распоряжаются всего лишь своими жизнями, а этотак мало даже для куявов, что свои жизни берегут! А князь отвечает за них завсех. Как всякий полководец, он знает, что не удастся сохранить жизни всем, иэто знание наполняет его душу горечью. Все пируют, а он терзается в мыслях, какже все-таки сохранить жизни наибольшему числу людей, а вот если бы даже сберечьвсех…

Более того, заметно, что наибольшее веселье на самыхудаленных от князя местах. Там пьют, веселятся, уже пытаются затянуть песни,провозглашают здравицы, лезут один к другому через стол, чтобы чокнутьсякубками, обнимаются и клянутся в вечной дружбе и воинском братстве, а чем ближек князю, тем все сдержаннее, а возле князя его ближайшие полководцы сидятмрачные, как грозовые тучи. У Гуданца вид страдальческий, Клестоярд вообщепостоянно вытирает пот, глаза бегают, Фендора уставился в тарелку, ничего неест, пьет только после понуканий, лицо бледное. Ощущение такое, что над нимивсеми нависла тяжелая туча, которую видят только сам князь и его ближайшиеполководцы.