Толпа загалдела довольно: выпить и поесть – едва ли неглавное счастье в жизни куява, а может быть, и самое главное, послушноотхлынули от стен дворца и поспешно потекли обратно с еще большейторопливостью, ведь при таком наплыве все корчмы и харчевни переполнены, надоуспеть захватить место.

Ратша протолкался к Иггельду. Он раскраснелся, мордакрасная, даже сытая, будто подкормился всеобщим воодушевлением.

– Ну как?

– Здорово, – сказал Иггельд с чувством. – Тырастревожил и меня, гад. Чуть слезы не брызнули. Действительно, такие мы, куявы, –про отчизну вспоминаем не раньше, чем она повиснет на одной руке над пропастью!А вот артане все время о ней помнят, гордятся… У них и песни все о войнах,набегах, подвигах, а у нас какие-то похабные смехогавкалки!

– Ничего, – сказал Ратша недобро, – послеэтой войны и у нас запоют про подвиги! А предстоит нам свершить немало. Охнемало!

– Так ты радуешься или печалишься?

– Я тебе что, артанин? Это у них «или – или». А яи радуюсь, и печалюсь. Еще и подсчитываю, чем поживимся. Во всем надо искать и выгоду.Нет, не искать ее в первую очередь, но даже артане не забывают в своемстремлении к подвигам пограбить, увезти хорошую добычу. Ты вот уже огреб правона такую вотчину, у меня уже слюни до пояса!..

Ратша направился в корчму, не мог не оказаться снова воглаве самых воинственных и в то же время не забывающих погулять всласть, аИггельд выскользнул из города, прошел как можно дальше, выбирая пустынноеместо. Он еще не успел подать знак, только подумал, как темный крестик в синевесдвинулся, поплыл чуть в сторону. Иггельд не стал даже шевелиться, ждал, что жедальше, но силуэт дракона все увеличивался, стал объемным, вырос, и спустя паруминут Черныш начал распускать крылья, что едва не выворачивало встречнымветром.

Послышался глухой удар, Иггельд бросился к месту падения, ноЧерныш уже вскочил, распахнул пасть, красный язык выметнулся из пасти, Иггельдзажмурился, горячее и влажное шлепнуло по лицу, а он обхватил его за морду,поцеловал в нос.

– Да люблю я тебя, люблю… Но ты, свинья, обнаглел! Ктож так садится? Ногу подвернул? Хромать будешь?

Черныш лизнул в лицо, в глазах любовь и новый вопрос: а тыправда меня любишь? А ты меня не бросишь? Не прогонишь?.. Я очень тебя люблю,папочка, я буду очень-очень послушный, только не бросай меня, не оставляйнадолго!..

– Не оставлю, не оставлю, – заверил Иггельд. Былонеловко, что такой огромный зверь искательно заглядывает в глаза, виляетхвостом, добивается его любви, словно он не Иггельд, горный охотник, а грозныйи могущественный тцар или даже бог. – Люблю я тебя, дурачину!

Черныш от восторга запрыгал на всех четырех, на одну лапу всамом деле прихрамывал, чересчур торопился к двуногому папе, рисковал, ошибсябы еще чуть-чуть – и разбился бы в лепешку, Иггельд ощутил такой приливнежности к этому нелепому существу, огромному и грозному, и в то же времятакому ребенку.

– Я тебя люблю, – повторил он. – Ладно-ладно,оближи еще… Но сейчас давай снова в небо. Тут тебя почему-то боятся, странныетакие люди. Обещаю, скоро мы полетаем вдвоем. До-олго!

Он ухватил Черныша за щеки, поцеловал в нос. Тот лизнул вответ, Иггельд отступил, требовательно указал в небо. Черныш с неохотой присел,могучие лапы бросили в небо с силой камня из пращи, Иггельду показалось, чточуточку занесло вбок, понятно – сказывается ушибленная лапа, но тут жепорыв ветра едва не сбил с ног. Закружилась пыль, травы полегли от воздушногоудара, а сорванные листья унесло, как стаю вспугнутых воробьев.

Возвращаясь, Иггельд чувствовал себя гадко, как будтообманул, обидел ребенка. На воротах стражники посматривали с интересом, всеслышали о хозяевах драконов, мало кто их видел, и привыкли считать ихобязательно старыми, с длинными седыми волосами и обязательно увешанными сголовы до ног амулетами и талисманами.

В самом городе народу стало как будто вдвое больше, еготолкали со всех сторон, слышался конский топот, ржание, могучий говор толпы, ион наконец ощутил, как общий подъем снова наполнил его по самую макушку, чтоуже вместе со всеми глупо и счастливо улыбается, готов прямо сейчас с поднятыммечом броситься на врага. Со всех сторон блестели железные шлемы, латы,панцири, люди двигались при мечах, на поясах кинжалы, боевые ножи, что так непохоже на всегда мирных куявов. На лицах злость и решимость дать бой, со всехсторон он слышал разговоры, что артане пока еще не сталкивались с настоящимвойском и настоящим полководцем.

Он сам перебирал славные имена, но в Куявии больше зналиумелых торговцев, послов, богатых володарей обширных земель, но не воителей,чье ремесло казалось не очень достойным, и только имя князя Бруна оставалосьнезапятнанным и сверкало лучами кровавой славы. Он в самом деле не потерпел ниодного поражения в многочисленных войнах ни со славами, ни с вантийцами, ни сартанами. Всегда возвращался с богатой добычей, чему куявы всегда придавалипервостепенное значение, всегда приводил назад войско. Нередко только частьвойска, но все равно возвращался с добычей, а его воины с жаром рассказывали,сколько истребили и сожгли в тех чужих краях, куда вторглись на плечахотступающего врага.

Вообще в самом городе Бруна и за его пределами, как заметилИггельд, витал бодрый дух скорого сражения. Артане продвигаются быстро, пустьдаже с обозами, пора им показать, на что способны куявы, которых наконец-тораздразнят. Иггельд видел, как в поле за город выходят все новые войска, ихстарательно выстраивают, указывают каждому полку его место, готовят, объясняют,когда и как вступать в битву.

От людского гама в ушах шумело, как будто с гор медленноползла лавина из мелких камней. Богатые горожане на всякий случай спешноотправляли семьи в горную часть страны, под башни чародеев артане уж точно несунутся, изо всех ворот торопливо выезжали подводы и телеги со скарбом.

На постоялом дворе, где остановились Иггельд и Ратша, берыгуляли в корчме с утра до поздней ночи. Иггельд явился почти в полночь, доэтого гулял по городу и осматривал укрепления, через двор корчмы десятоккрепких мужиков выкатывали из подвалов винные бочки, им освещали дорогуфакелами, в воздухе стоял запах горящей смолы.

Ратша сидел за богато накрытым столом, с ним еще с десятокберов, он сразу поймал взглядом могучую фигуру молодого друга, заорал, помахалрукой с зажатой в кулаке полуобглоданной костью.

Иггельд сел на краешек скамьи, подвинуть на лавке вольнорассевшихся беров не решился, поинтересовался:

– Какие новости?

Ратша хмыкнул.

– Мы тут с полудня сидим, а ты только что явился. Ты ирассказывай.

Перед ним поставили кувшин с вином, чару и блюдо с горячиммясом.

Иггельд поморщился, велел слуге: