Телефон в его нагрудном кармане требовательно засвиристел.Свободной рукой Данил вытащил его, нажал нужную кнопку.

РЕЗВЯТСЯ ЭСКУЛАПЫ-ЛЮБИТЕЛИ

— Дядько? — раздался нагловатый голос, и Данил пару секундвспоминал, кто это, еще не отойдя от схватки. — Тут для тебя есть интереснаявесточка, про твоего хворого…

…Данил как раз закончил лихорадочно, но методично избавлятьсалон и баранку от своих отпечатков, когда рядом тормознул «Москвич» Волчка, иЛемке, перегнувшись назад, без промедления распахнул заднюю дверцу.

— Гони в психушку, — распорядился Данил, прыгнув на сиденьеи захлопывая дверцу уже на ходу. — К Багловскому гости вдруг нагрянули…

— Кто?

— Неизвестно пока. Один. Там у меня чисто случайныйчеловечек в стукачах, откуда ему знать… Но зелень, стерва, жрет, что твояантилопа. Хорошо хоть, умеет отрабатывать…

— Хвоста за вами не было, когда его везли?

— Обижаешь, Капитан, — сквозь зубы сказал Данил. — Обижаешь…

Правда, при этом он прекрасно понимал, что имеет в виду Лемке,— вот только думать об этой возможности категорически не хотелось…

Волчок свое дело знал туго — машина то и дело срезала путьокольными дорогами и переулочками, ухитряясь и мчаться на недозволеннойскорости, и огибать места постоянной дислокации гаишников. Вырулили на стоянкувозле корпуса номер два. Данил, секунду поразмыслив, распорядился:

— Волчок, на второй этаж. Мордатый шкав, серые глаза, носкороткий, приплюснутый, звать Федею. Отдашь ему баксы, вдруг пригодится еще…Стоп!

Успели, это называется…

На широком крыльце с низкими ступеньками показался болящийБагловский — в своей прежней одежде, причесанный, выглядевший почти нормальным(для того, кто его не видел прежде). Правда, взгляд у него был стеклянный,застывший и двигался с грацией ожившего манекена, валкой деревянной походочкойзаводной игрушки. Под локоток его галантно и заботливо поддерживал субъект пригалстуке, мгновенно вызвавший у Данила знакомое охотничье возбуждение: господинСердюк, и описаниям отвечает, и по фотографии опознать несложно, наконец-товстретились, как говорится, в истинной плоти…

Данил мгновенно сполз по сиденью так, чтобы от проходившегосовсем недалеко Сердюка его прикрывали спины сидящих впереди. Тихонько сказал:

— Мы уезжаем, а ты все же туда сходи. Узнай, как это емуудалось с маху выцарапать болящего из узилища…

Волчок кивнул и выскользнул из машины. Все так же полусидяна краешке сиденья, почти на полу, Данил наблюдал. Пан Сердюк устроилБагловского на переднем сиденье светлой «Волги», заботливо пристегнул ремнем,сел за руль и уверенно тронул машину.

— Давай, — приказал Данил, убедившись, что «Волгу» никто неэскортирует. — Только поосторожнее, чует мое сердце, не с ягненочкомстолкнулись… Кстати, что там с моим поручением?

— А все, — сказал Лемке спокойно. — Выяснили. Как в воду выглядели, пане Черский, удивляюсь я вашему чутью…

— Конкретнее.

— Людмила Дарышевская, двадцати трех лет.

Работала официанткой при Доме писателя, сама из Гракова. Тридня назад в родном Гракове ее и сшиб насмерть неопознанный грузовик. Девкунынче схоронили, а грузовик так и не нашли, трудно там с пинкертонами, да исвидетелей не было… Что, укладываются кубики?

— Укладываются, — сквозь зубы сказал Данил.

Лемке держался на приличном расстоянии от «Волги», умеловыполняя маневры так, чтобы не быть опознанным в качестве хвоста. Впрочем,сидевший за рулем «Волги» и не думал проверяться — ох, скольких сгубиласамонадеянность на нашей грешной земле…

Понемногу возникали определенные подозрения, а там сталипереходить в уверенность. В конце концов Лемке высказал это вслух:

— Демократом буду, он к Виктуару домой катит… Все, дальшенет поворотов.

— Еще не факт… — процедил Данил, только чтобы прерватьмолчание.

Факт, возразил он мысленно сам себе. Вот эта улица, вот этотдом… Вот этот подъезд. Лемке притормозил в дальнем конце двора, за детскойплощадкой.

Сердюк извлек из машины заторможенного Багловского,которому, судя по виду, было все равно, что с ним происходит и куда влекут,запер машину, на миг мелькнувшую огоньками сигнализации, и, с той же неотвязнойзаботливостью держа спутника под ручку, увел в подъезд.

Они переглянулись.

— Вперед, — сказал Данил. — И этого типа давно порапотрогать за вымя, и Виктуара у них в руках оставлять нельзя, уж если его стольбыстро извлекли из психушки, значит, он им нужен как сувенир, чтобы держать подрукой…

Справишься с его замками?

— Дерьма-то…

Не особенно торопясь, они пересекли двор, вошли в чистоприбранный подъезд и, стараясь ступать бесшумно, поднялись на третий этаж.Лестница была пуста, никто на них не кинулся со скулодробительными целями,никто не вынырнул из-за угла со стволом наперевес.

— Детектор с собой? — спросил Данил. — А то окажется в хатемикрофончик, и засекут, как таракана на манной каше…

— С собой, конечно.

— Ну, по счету «раз»…

Лемке извлек отмычку, во мгновение ока справился состандартным, не особенно сложным замком, ухитрившись проделать это почтибесшумно вплоть до самого последнего щелчка, — и они ворвались в квартирустандартным «караколем», прикрывая друг друга.

Первым оказавшийся в гостиной Данил принял боевую стойку —но Сердюк, выпрямившись (секунду назад он низко склонился к сидящемуБагловскому) и вздрогнув от неожиданности, тут же справился с собой. Застылнеподвижно, чуть разведя руки.

— Стоять спокойно, — сказал ему Данил, переместившись на шагвправо.

Лемке надвинулся слева, поигрывая никелированными гнутымиплоскогубцами из шикарного набора автоинструментов словно нунчаками, — ничутьне криминальная вещичка, зато в умелых рученьках способная сработать убойнейше.

— Стою, как видите, — отозвался Сердюк напряженно, но, вобщем, хладнокровно. — С кем имею?

Данил подал знак указательным пальцем. Лемке, с балетнойграцией переместившись за спину Сердюка, в три секунды охлопал его, кивнул:

— Оружия нет. — Взглянув на детектор, добавил:

— И микрофонов нет.

— В чем дело, товарищи? — Сердюк изобразил прямо-такинормальнейшую улыбку. — Оружие, микрофоны… Почему вы, собственно, в чужуюквартиру врываетесь?

— А вы, милейший? — усмехнулся Данил. — Вы ж тоже не у себядома, пан Сердюк…

— Сердюк? Вы меня с кем-то путаете… Если вам необходим некийСердюк, ума не приложу, в чем способен его заменить — я-то ведь вовсе не он…