— А в последний раз…

— Я видела ее в театре, кажется, накануне выступления. Она говорила, что пропустит вечернюю репетицию.

— Возможно, вы заметили что-то странное? Что-то, что было не так, как обычно?

Она задумалась, ответила:

— Я бы хотела вам помочь, правда. Но совсем ничего не могу припомнить.

— А как относительно… У нас есть подозрение, что в тот вечер в Интимном театре вместо Веры танцевала другая балерина.

— В самом деле?

— Да. Зачем это понадобилось Вере?

— Не могу сказать точно, — пожала плечами Нижинская.

— Кто мог быть ее дублершей?

Прима Киевской оперы загадочно улыбнулась и, почти не задумываясь, назвала имя. Словно обронила на пол, а оно, отразившись от мраморного пола в холле театра, зазвенело эхом между колоннами.

Лилия. Лилия Ленская.

Высокий дом Ипполиты-Цезарины Роговской на Большой Житомирской, неподалеку от Львовской площади, сочетал на фасаде два цвета: песочный — кирпича, серый — бетонных деталей отделки. Когда Вера увидела его впервые, деловито сказала сестре, что желает себе шляпку в таких тонах. Мирослава смеялась, Вера продолжала щебетать о сочетании цветов, как вдруг они заметили ужасающее творение, венчавшее угол строения.

— Неплохое украшение для твоей шляпки, — подмигнула сестре Мира. И девушки опять весело рассмеялись.

Затем с балкона на шестом этаже сестры рассматривали это жуткое крылатое существо с почти человеческим лицом. Позже театральные художники сказали Вере, что это скульптура гаргульи.

— Защищает дом, — почти шепотом сказала ей сестра, как когда-то в детстве, когда пересказывала страшные истории о дрогобычском упыре Зельмане, похищавшем девушек. Эти темные истории пугали Миру, однако она снова и снова просила Веру рассказать еще. Что-то темное и неизвестное в тех рассказах заставляло ее хотеть продолжения. Она погружалась в собственный страх, прилипавший к ладоням, которыми она заслоняла лицо.

— Дом учителя музыки есть от кого защищать? — спрашивала Мира, сощурив глаза.

Они пришли сюда ради уроков Григория Львовича Любомирского. Преподаватель музыки изучал особенную способность Веры — ее «черно-белый слух» — какое-то чудесное умение различать звуки черных и белых клавиш фортепиано по тембру. Он сам отыскал Веру в театре. Неизвестно, откуда узнал, но сестра нередко развлекала Назимова и его друзей отгадыванием цвета клавиш по звуку.

— Неужели это и впрямь возможно? — спрашивала Мирослава. — Для тебя они звучат по-разному?

— Прислушайся — и сама услышишь. Черные — глуше, будто между пальцем и клавишей есть некая невидимая дымка, приглушающая звук.

Мира старательно вслушивалась, но разницы не ощущала. Назимов принимал ставки офицеров первой запасной, сам ставил на то, что Вера угадает десять клавиш подряд. Вера не ошибалась. Мужчины аплодировали, поднимали вверх бокалы с шампанским. Григорий Львович нередко тоже аплодировал, что-то записывая. Давал обеим сестрам уроки фортепиано бесплатно, радуясь возможности экспериментировать со слуховым восприятием Веры.

— Учитель музыки здесь просто квартирует. А владелица дома — хозяйка спиритического салона, — однажды поведала сестре Вера.

Мира молчала, удивленно поднимая брови. Кто его знает, что движет людьми, играющими с вызовом духов. Быть может, то же странное ощущение ужаса и любопытства, заставлявшее ее в детстве требовать продолжения жуткой сказки? Их маленький домик в Варшаве, по выходным наполняющийся ароматом бабушкиных крендельков с корицей, не охраняла демоническая гаргулья. А теперь? Что-то мрачное из той детской сказки пришло к ним в уютную киевскую квартирку и забрало ее сестру. Что-то, к чему Мира боялась прикоснуться даже мысленно.

Тарас Адамович и Мира остановились у дома с готическим треугольником крыши, казалось, проткнувшим тучу своим шпилем, когда начал накрапывать мелкий дождь. Бывший следователь отворил дверь. Они пришли сюда не на спиритический сеанс. Хотя Мира и задала вопрос, который висел в воздухе вот уже несколько дней, как бы электризуя его.

— На сколько суток обычно могут исчезать люди? Те, кто затем возвращаются живыми?

Четкой статистики не существовало, однако Тарас Адамович привык отсчитывать десять дней, в течение которых они находили исчезнувших. Нередко те возвращались сами. Вера исчезла сорок семь дней назад. Однако Тарас Адамович вряд ли стал бы прибегать к услугам мистиков, даже если бы был уверен в гибели пропавшей балерины.

Прима-балерина Киевского оперного театра, жена балетмейстера, Бронислава Нижинская назвала не только фамилию дублерши Веры Томашевич. Она подсказала самое главное: место, где ее можно было найти. Лилия Ленская брала уроки музыки в школе Григория Львовича Любомирского.

Они искали ее в Интимном театре и за кулисами Киевской оперы, расспрашивали Сергея Назимова и знакомых художников Олега Щербака. Яков Менчиц также пытался найти девушку, для чего привлек к поискам нескольких агентов сыскной части. Балерины из школы на Прорезной, танцевавшие в новом театре Леся Курбаса, никогда не видели ее на сцене своего театра. Репетиции в Оперном Лилия не посещала уже недели две. Бронислава Нижинская грустно сказала:

— Это странная девочка. Во всем пыталась походить на Веру, кажется, была в нее влюблена. Ей не хватало музыкальности, плавности движений. Вера в музыке растворяется, Лиля так не умеет. Я посоветовала ей взять дополнительные уроки фортепиано или пения.

Когда Тарас Адамович сказал об этом Мире, девушка привела его к дому с гаргульей, так как уроки фортепиано ее сестра брала именно здесь. Если Лиля действительно во всем подражала Вере — выходит, должна была приходить и сюда.

Григорий Львович встретил их сияющей улыбкой, пригласил в полутемную прихожую. Спросил о Вере. Мирослава ответила не сразу, так что улыбка учителя музыки успела поблекнуть, а с ее первыми словами угасла вовсе. Хозяин квартиры провел их в большую комнату с высокими окнами и фортепиано, которое таинственно молчало, подставляя лучам осеннего солнца полированную поверхность. Жестом пригласил сесть, сам опустился на стул, перевел взгляд с бледного личика Миры на строгое лицо сопроводителя.

— Вы из полиции? — спросил почти грустно.

— Не совсем, — ответил Тарас Адамович, — но я расследую дело исчезновения Веры Томашевич.

Учитель музыки вздохнул.

— Вряд ли я смогу вам чем-то помочь. Я узнал о том, что Вера… Лиля, другая ученица, рассказала мне. Девушки пропустили несколько уроков, а я… Я планировал сделать пару небольших экспериментов. Верин слух… Мирослава вам говорила? — он бросил быстрый взгляд в сторону гостьи.