Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тарас Адамович нарезал айву тонкими ломтиками, и ее запах, смешиваясь с ароматом кофе, наполнил сад. Бывший следователь готовился варить особенное варенье — добавив к айве корицу и лимон.
Кофе бодрил, утренние газеты, принесенные пунктуальным Костем, ждали свой черед. Казалось, ароматы служили сейчас своеобразной стеной, ограждающей его мысли от расследования. Могло ли что-либо отвлечь его от процесса обжаривания зерен, весело потрескивающих на сковородке? Джезва, сверкая серебром своих до блеска начищенных боков, вздымала пену темного напитка под самый верх. Тарас Адамович налил кофе в чашку, добавил немного сахара, сел в кресло-качалку. И почему-то сразу нахлынули воспоминания.
От них не уберег ни айвовый запах, ни аромат кофе. В воспоминаниях — полные отчаянья глаза девушки, потерявшей сестру. Неужели он стал таким сентиментальным? В тот день он пригласил Миру в «Семадени», чтобы хоть немного отвлечь ее от гнетущих мыслей. Девушка была сама не своя — ее версия исчезновения Веры распадалась на глазах. Получается, сестра что-то скрывала от нее? Не сказала, что отдает выступление дублерше? Но почему?
Выйдя из балетной школы, Тарас Адамович и Мира направились вниз к Крещатику, туда, где кипела городская жизнь. За мраморными столиками кондитерской «Семадени», расположенной напротив Городской думы и биржи, можно было увидеть разнообразную публику. Выходит, именно здесь балерины назначали свидания офицерам? Вот только в обеденное время за столиками собирались не балерины — финансисты. Благодаря соседству с биржей, поток посетителей заведения пополнялся постоянными клиентами.
Тарас Адамович выбрал свободный столик, любезно помог Мире сесть, бегло осмотрел собравшихся. Взгляд остановился на двух нарядных барышнях, разодетых в кружева и бархат. Заказали кофе и пирожные, хотя завсегдатай кондитерской Репойто-Дубяго больше всего нахваливал местный пунш и — изредка — шоколад. Бывший следователь не собирался утешать Миру. Так случается: расследование повернуло в другую сторону, нужно было опять выстраивать цепочку фактов, а следовательно — заново собирать информацию.
— Расскажите мне о ней, — начал он. Мира едва сдержала слезы. — О Брониславе Нижинской, — уточнил он, поймав на себе удивленный взгляд собеседницы. Вероятно, она подумала, что вопрос касается Веры.
— Вы могли ее видеть у Александры Экстер, — медленно произнесла Мирослава. — Ученики Экстер часто создают костюмы для балетов Нижинской. Вера… — она запнулась, но тут же взяла себя в руки, — Вера как-то говорила мне, что вместе они — Экстер и Нижинская — в одном городе скапливают многовато творческой энергии… Сестра любила замысловато выражаться. Предвещала взрыв.
— Война, — сказал Тарас Адамович, — непредсказуема. Мой шахматный партнер, Дитмар Бое мог бы подискутировать о том, как война меняет облики городов, меняет местами провинции и культурные центры.
Мира глотнула кофе.
— Нижинская считала Киев провинцией, но у нее не было выбора.
— То есть?
— Это сплетни, Вера рассказывала мне отрывками. Или же я просто не прислушивалась. Бронислава ушла из императорского балета вслед за братом — Вацлавом Нижинским, когда его уволили за слишком откровенный костюм на одном из выступлений. Случился скандал.
Зачем он сейчас спрашивает ее о балерине? Неужели богемные сплетни помогут ему найти исчезнувшую девушку? Чем больше проходит дней, тем меньше у них шансов. Мира это понимает — иначе почему бы в глубине ее глаз появилось что-то, похожее на темноту отчаянья. Возможно, девушка постепенно привыкает к мысли о тщетности своих усилий. Однако он, по крайней мере, должен узнать, что случилось в тот вечер. А для этого нужно поговорить с теми, кто входил в ближний круг Веры Томашевич. Скажем, встретиться с женой балетмейстера Киевской оперы, любимицей которой она была. Придется задать ей непростые вопросы и попробовать получить на них прямые ответы.
— Выходит, Бронислава ушла из театра из-за брата?
— Да. Но они вдвоем никогда не были обычными танцовщиками… Вацлав — гений. В Париже он стал этуалем «Русских сезонов» Дягилева.
— Что-то слышал такое. Мосье Лефевр нахваливал Ballet russes.
— Вацлав танцевал там с самой Карсавиной. Хотя Вера иногда шутила, мол, это Тамара Карсавина танцевала с самим Нижинским. Бронислава тоже выступала в труппе Дягилева. Говорят, в честь танцовщиков в Париже и Монте-Карло устраивали невероятные вечеринки.
— Почему же тогда Нижинская променяла Париж на Киев?
— Я не знаю подробностей. Вацлав рассорился с Дягилевым, — Мира чуть зарделась. Возможно, она знала подробности, только не хотела говорить об этом, — Нижинский женился и покинул балет. Бронислава последовала за ним.
— Так же, как и из императорского балета?
— Да.
— Почему же они выбрали Киев?
— Не знаю. Вацлав Нижинский здесь родился. Их родители из Варшавы, но некоторое время жили в Киеве. Бронислава вышла замуж. В императорский балет после скандалов не возвращаются. Ее мужу предложили здесь место балетмейстера, а ей — примы.
Тарас Адамович потер подбородок. Что-то ускользало из рук, какая-то деталь. А, возможно, не доставало более глубокого понимания этого удивительного мира? Что заставляет девушек идти в балет? Стремление стать примой?
— А как балерина становится примой?
— Обычно это решает руководитель труппы.
— То есть Вацлав стал главным танцовщиком, потому что дружил с Дягилевым?
— Не все так просто, — улыбнулась Мира. — От танцовщиков зависит, сколько будут труппе платить.
Затем Мирослава поведала бывшему следователю одну историю. Как-то Вера прибежала в их комнатушку очень взволнованной. Ничего не говоря, обняла сестру и закружила ее в шальном танце. Звонкий смех, сияющие глаза. Недоумевая, Мира остановилась. Тогда Вера открыла ридикюль и сунула его в руки сестре. Он был доверху набит купюрами. Мира испугано коснулась пальцами мятых бумажек.
— Что это?.. Откуда?.. — прошептала она, а сестра смеялась.
— Гонорар, — наконец прощебетала Вера. — Мы выступали на частной вечеринке, несколько артистов и Нижинская.
— Это же… очень много…
— Да. Больше, чем платят в театре. Сможем снять всю квартиру, — улыбнулась она.
— Но…
Мира отложила ридикюль на кресло, заглянула в глаза сестре.
— Мира, это просто деньги. С ними нам будет проще. Бронислава говорит, денег не надо бояться. Дягилев не стеснялся называть астрономические суммы для гонораров своих танцовщиков. Ходят легенды, что Ага Хан когда-то пригласил Дягилева на вечеринку и заплатил за четыре минуты танца Нижинского с Карсавиной пятнадцать тысяч франков золотом.
Мира не знала, кто такой Ага Хан. Не представляла, как это много — пятнадцать тысяч франков. Сумма казалась ей сверхъестественной, какой-то почти потусторонней. Но куча денег в ридикюле сестры поражала не меньше. Потому что об Ага Хане она только слышала, а деньги, принесенные домой Верой, — реальные, к ним можно прикоснуться. Эти шуршащие купюры в руках пугали больше, чем мифические пятнадцать тысяч.